Карим кивнул — и несколько минут спустя уже скакал по темной
дороге, ведущей в город. Войдя в дом, он убедился, что тут все спокойно, и у
него отлегло от сердца.
— Карим?! — отец менее всего ожидал увидеть сына здесь в
этот час.
— Что случилось? — спросила мать. На ее прекрасное лицо
легла тень. — Ведь ты должен сейчас быть с Хатибой! Почему…
Карим в подробностях передал им разговор, состоявшийся в
спальне новобрачной. Хабиб-ибн-Малик пришел в неописуемую ярость. — Ты должен
немедленно развестись с нею! — , бушевал он. — Я найду для тебя порядочную
девушку!
— Нет, — спокойно сказал Карим. — Во всем, что случилось,
виноват отец девушки, но что сделано, то сделано. Я расстанусь с нею, только
если она имела глупость забеременеть. Я не могу признать сына другого своим
наследником. Нынче же вечером, отец, пошли своего врача осмотреть невесту — я
хочу убедиться, что она не солгала мне. Потом я пошлю нарочного к ее отцу, он
непременно должен узнать обо всем. Если девушку предстоит вернуть отцу, то
старик должен знать причину и возвратить мне выкуп за невесту до последнего
динара! Берберийский разбойник не должен нажиться на нашем позоре!
Хабиб-ибн-Малик тотчас же послал за врачом — тот явился, был
введен в курс дела и немедленно направился на виллу Карима освидетельствовать
невесту. Двумя часами позже он воротился и объявил:
— Невеста не девственна, мой господин Хабиб. Она не солгала.
— Никому об этом ни слова! — сказал Хабиб-ибн-Малик.
Возможно, позднее потребуется твое официальное заявление в присутствии кади, но
до тех пор молчи, доктор Сулейман! И благодарю тебя.
Врач поклонился и вышел. А Хабиб-ибн-Малик подозвал раба:
— Тотчас же отправляйся к Гуссейну-ибн-Гуссейну и его жене!
Они в комнатах для гостей. Скажи, что мне нужно видеть их как можно скорее!
Проводи их сюда.
Гуссейн-ибн-Гуссейн со своей супругой Кабиной не замедлили
явиться и выглядели изрядно перепуганными. Хабиб-ибн-Малик не стал тратить
время попусту.
— Ваша дочь утратила девственность до свадьбы! — ледяным
тоном объявил он. — Она призналась в этом моему сыну, а доктор Сулейман
засвидетельствовал ее позор. Мне известно также, что дочь ваша прежде была
помолвлена с другим.
— У вас нет доказательств! — вскинулся Гуссейн.
— Да, понимаю — ведь, на ваше счастье, кади, бывший в курсе
этого дела, внезапно скончался, — сухо ответил Хабиб. — И тем не менее девушка
опозорена.
Гуссейн злобно накинулся на свою любимую жену Кабину:
— Она твоя дочь! Почему ты не уследила?
— Да она же влюблена в Али Хассана с десятилетнего возраста!
— страстно заговорила Кабина. — Они должны были пожениться еще три года тому
назад, но ты огорошил жениха, потребовав от него огромный выкуп! Оба они молоды
и горячи. Они не сомневались, что в один прекрасный день поженятся. Не могла же
я три года держать ее взаперти! Не вини меня! Она и твоя дочь тоже, и куда
больше похожа на отца, нежели на мать!
— — Муж разведется с нею! Я должен буду вернуть три тысячи
динаров, а деньги уже потрачены! — зашипел на жену Гуссейн, словно в комнате
никого кроме них не было.
— Если Хатиба не зачала, — вмешался Карим, — я возьму ее в
жены, Гуссейн-ибн-Гуссейн. Но если семя ее любовника прорастет, я вынужден буду
возвратить вам дочь. Я не виню девушку в ее несчастье — во всем виновен ты!
Понял ли ты меня, Гуссейн-ибн-Гуссейн? — Черты Карима исказились от злости.
— О господин! — Кабина горой стояла за дочь. — Хатиба
хорошая девочка! Правда, она горяча и своенравна. А уж когда отец запретил ей и
думать об Али Хассане, она стала сама на себя непохожа!
«…Как дочь походит на мать, — думал Карим, глядя на женщину,
— только серые глаза Кабины кроткие и ласковые, а вот у Хатибы они холодны и
неприветливы…»
— Ты проведешь со своей дочкой два месяца, — сказал Карим
теще. — Надеюсь, хотя бы теперь ты станешь следить за ее поведением, а заодно
втолкуешь ей, что входит в обязанности доброй жены. Если к концу этого срока я
буду абсолютно уверен, что она не ждет ребенка о?? другого, то вернусь домой и
начну с нею семейную жизнь. А ты уедешь к мужу.
Гуссейн-ибн-Гуссейн открыл было рот, чтобы возразить, но
злобный взор жены остановил его. Челюсти его щелкнули.
— Ты более чем благороден, господин! — выговорил он, но в
голосе его не слышалось благодарности.
— А тебе бы следовало воспользоваться отсрочкой, чтобы
собрать три тысячи динаров, которые ты столь поспешно истратил. — Карим был
неумолим. — Это золото — собственность Хатибы. Помни об этом,
Гуссейн-ибн-Гуссейн! Эти деньги спасут ее от нищеты, если когда-нибудь она
лишится мужа. Я лично прослежу за тем, чтобы в течение двух месяцев все было
возвращено либо мне, либо моей супруге.
Тесть смущенно отвел глаза.
— Да, господин. — Он уже лихорадочно обдумывал, каким
непостижимым образом удастся ему выкроить такую сумму…А вдруг его зятю не
посчастливится и звезда его угаснет? Тогда молодая вдова воротится в отчий дом,
приданое и выкуп останутся при ней, и можно будет подумать о новой свадьбе…
Карим наблюдал за тестем: глаза старика сузились и
потемнели. Он что-то замышляет… Карим от души надеялся, что ему не придется
отсылать жену отцу. Деле было вовсе не в каком-нибудь неожиданно возникшем
чувстве — нет, просто, узнав тестя поближе. Карим ощутил сострадание к девушке.
Он повернулся к отцу;
— Ты проследишь за тем, чтобы госпожу Кабину препроводили к
дочери?
— Тотчас же, — отвечал Хабиб.
И Кабина переселилась на время в дом зятя… Дочь мрачно
сверкнула глазами на мать: она явно разозлилась, увидев ее. Кабина отвесила ей
пощечину:
— Теперь некому тебя выгораживать, дрянная девчонка! Отец
сколько угодно может уверять, что он тут ни при чем, но он прекрасно знал, чем
ты занималась, когда ездила в горы! Прекрасно знал! И тем не менее продал тебя
такую за три тысячи динаров, надеясь, что ему все с рук сойдет! Молись Аллаху,
дочка, молись, чтобы не оказаться в тягости от Али Хассана! Тогда отец просто
убьет тебя. И даже я не смогу тебя защитить. Посуди сама: что ему останется
делать с опозорившей его дочерью, чтобы сберечь хоть каплю семейной чести? Тебе
на удивление повезло с мужем, Хатиба, — если, конечно, он останется таковым.
Если все обойдется… Какое великое благородство он проявляет, подумай только!
— Благородство! — оскалилась Хатиба. — Он любит другую, с
которой никогда не сможет быть вместе, мама! Мою же утраченную добродетель он
ни в грош не ставит! И если он не выгоняет меня, то лишь для собственного
блага, а вовсе не ради меня. Он никогда меня не полюбит…
