Неспешно руля в неизвестность, я озадаченно размышлял, кто этот таинственный парень, выскочивший, как черт из шкатулки? Лицо его мне было определенно знакомо.
Неужели Жуков?!.
Я аж подпрыгнул на сиденье. Полез в бумажник, достал его фото − копию с американских водительских прав. Похож. Или желаемое выдавалось мною за действительное?
А вот то, что «Волга» профессионально висела в кильватере «Опеля», я уяснил на первом же километре пути. Значит, не ошибся, точно − «наружка». Следовало проявить особую предосторожность, чтобы не засветить себя. Я вел объекты, на мой взгляд, весьма продуманно, скрываясь за громоздкими тушами грузовиков, держась на выверенном отдалении, но дело сильно осложнила пробка на очередном светофоре.
Укрепидзе, используя преимущество своих милицейских полномочий, пренебрег условностями правил, выехал на встречную, и под накатывающий поток ушел на примыкающую улицу, умчавшись в безвестность.
«Волга», поджатая холеным «Мерседесом» с номером беспредельной Госдумы, некоторое время понуро тащилась в потоке, затем развернулась под эстакадой, поехав обратно. В отличие от тех, кто в ней находился, дальнейший маршрут Укрепидзе меня не интересовал. А вот куда отправится «Волга» − весьма.
К немалому моему удивлению, «наружники» подрулили прямо к подъезду, откуда выскочил здоровенный мужик, похожий на одетого в штаны медведя. Свою машину я оставил у торца дома, и, скрываясь за кустами, быстренько пересек сквер, оказавшись в нескольких метрах от «Волги». Мужик как раз вылезал из салона. Помахав на прощание рукой боевому экипажу, вошел в подъезд. В проеме растворенной входной двери я увидел, как он вставляет ключ в замок квартиры на первом этаже.
Это без сомнения был самый настоящий Жуков.
Я прошел чуть дальше, свернул за угол и уселся на лавочку. «Волга» въехала в тупик тянувшейся вдоль дома дорожки, и теперь неуклюже разворачивалась в нем. Однако, развернувшись, водитель притушил движок, и подозрительная парочка снова продолжила терпеливое выжидание неизвестно кого и чего.
Прошло полчаса. На дорожке появился микроавтобус с глухим кузовом, окрашенным в тусклый сиреневый цвет. Он двигался медленно, словно наугад, но тут у «Волги» приветственно вспыхнули фары, автобус притормозил, водители, скорее всего, обменялись вводными по радиосвязи, после чего «Волга» съехала с удобной парковки, а автобус уверенно занял ее место. Явно сменный экипаж. И если он прибыл сюда по душу Жукова, мои оперативные перспективы рассыпались в прах. Конкурировать с государственной системой частному лицу, да еще с моим липовым статусом, представлялось обреченной на провал авантюрой.
На соседней скамейке между тем устраивалась стая подростков, по облику и повадкам − явных беспризорников. Открывались жестяные банки с кока-колой, из мятых сигаретных пачек извлекались кривые «бычки». Попутно происходил обмен мнениями с коробящим слух матерком, срывающимся с юных губ. Грязные лапки с подчерненными ногтями, взъерошенные волосы, налет городской пыли на лицах, потрепанные кеды с битыми мысками, засаленные штанишки и куртки… Преданное страной поколение. С жизнью, исковерканной уже непоправимо и безоглядно. Им уже неясно и даже враждебно иное бытие, − тех, кто живет в теплых квартирах, ходит на работу, и высчитывает семейный бюджет. Оно тускло, плоско и затхло в сравнении с вольницей улицы, легкой поживой, дурманом дешевых наркотиков и устремлениями своей бесшабашной стаи. А я? К чему стремлюсь я, такой же повзрослевший беспризорник? Ведь если не убьют, я когда-нибудь устану от войны и злоключений, но только как буду жить на тихом берегу, в скуке благоденствия? Или меня образумит и сломает старость? Но какое общее будущее у меня и у Нины? Вероятно, таковое невозможно. Ей невыносимо без приключений и перемен обстановки, она обошла пешком Ближний Восток, Индию и Непал, была в дебрях Амазонки, а вот сейчас ей интересна Москва. Но так или иначе ей суждено вернуться к своим корням и устоям, в роскошь отцовского дома, к всецелой защищенности и надстоянию над миром тех, кто бьется за свое выживание, копошась где-то внизу, урывая спасительные гроши и кусок хлеба. А мне одинаково тягостно и в сытости ее раззолоченного гнезда, и в сирой пришибленности обывательщины. Накажет меня Господь за гордыню!
Смяв опустошенные жестянки и, докурив «бычки», бродячая компания двинулась к соседнему дому, явно направляясь к решетке, загораживающей вход в подвал, но тут я окликнул приглянувшегося мне паренька, − явно лидера, лет пятнадцати, с глазами, где сквозил живой и острый ум.
− Чего тебе, дядя? − В вопросе звучала нескрываемая опаска. И, одновременно, готовность дать отпор.
− Есть дело.
− В смысле − заработать? − Глаза парня прищурились. Он хватко и привычно оценивал мою внешность, уже заранее предполагая сомнительность всякого рода предложений.
− Я не из этих, которые… ну, сам понимаешь, − поспешил заверить я.
− А из каких?
− Хороший вопрос. А у меня другой: вы с ребятами в этом районе крутитесь?
− А чё?
− Если в этом − одно дело, а в другом − разговора не будет.
− Если есть дело, район ни при чем, − последовал ответ.
− Тебя как зовут?
− Ну, Гарик…
− Тогда, Гарик, слушай…
Я вкратце обрисовал мальчишке оперативную задачу. И финансовые перспективы по ее исполнению.
− Справишься?
− А чего бы и нет? − прозвучало бодро.
Я дал ему несколько телефонных карт и пару крупных купюр. Глаза его загорелись. Но тень подозрения в них осталась.
− Дядя, ты мусор?
− Я − частный сыщик, − заметил я оскорбленно. − А вон видишь тот темный автобус? Вот там − менты. И перед ними хорошо бы тебе не маячить.
− Мы тут дворнику помогаем, все обтяпаем, как надо…
Я пожал худенькую, но уверенную руку.
− Давай, боец, не подведи…
Расставшись с Гариком, я прошел мимо окон Жукова. На одном из них приметил крупнокалиберную подзорную трубу, выглядывающую из-под края небрежно задвинутой шторы.
Вот оно что! Непрост прохвост! Поселился в доме напротив, приобрел тем самым возможность наблюдения за своей квартирой… И, ловя «левака» в порыве любознательности, напоролся на засаду. А я тем самым, решив одну задачу, оказался в лабиринте другой.
На обратном пути слежки за собой я не обнаружил, и, несколько воодушевленный данным фактом, вошел в подъезд. В подъезде царила какая-то нездоровая суета. На площадке перед лифтом толклись озабоченные люди, среди которых я заметил участкового и − донимавшего меня регистрацией опера.
− Чего случилось? − спросил я беспечно.
