Договорить, впрочем, он не сумел: Жуков, не раздумывая ни мгновения, нанес ему сокрушительный удар в гладкую, волевую скулу. Огромный вес бывшего десантника и отлично усвоенные им навыки, вкупе с нерастраченной злостью от вчерашней беспомощности перед бандитами, сделали свое дело: словно втянутый пылесосом фантик, человек с удостоверением канул в зев мусоросборника, прямо под пророческую надпись.
Жуков запрыгнул в «Ниву», живо сорвавшуюся с места. Оглянувшись назад, увидел понурую фигуру водителя мусоровоза, торчащие из ниши ноги с заголенными икрами и в щегольских штиблетах, и − двух мужчин, сгорбленно, как солдаты в атаке, выбегающих из-за тыла микроавтобуса.
− Нас пасли, − мерно проронил Слабодрищенко, твердой рукой поправляя зеркало заднего вида. − Но фокус у врагов не удался.
− Что же будет-то, что же будет?!.. − причитал, словно в беспамятстве, Квасов, лихорадочно открывая жестянку с пивом.
− Сначала похороны, потом отдохнем на природе, − невозмутимо молвил Слабодрищенко. – Ты пей себе… Холодное пиво согревает душу. А утром оно не только вредно, но и полезно.
− Главное – проскочить пост на кольце, а я знаю один хитрый выезд, − нашелся бывший таксист Жуков. − Давай-ка сейчас налево… − Он затравленно озирался в опаске возможной погони.
И его худшие подозрения подтвердились: уже в самом начале загородного шоссе он приметил черный «Лексус», неотступно вихляющий за ними. Мощный автомобиль давно бы мог обогнать слабосильную «Ниву», ехавшую со своим криминальным грузом строго по правилам, дабы не привлекать внимания постовых, однако ее законопослушному примеру следовала и быстроходная машина, явно таясь в глубине общего потока.
Жуков поделился своими сомнениями с товарищами. Неотрывно хлебавший пиво Геннадий, услышав такую новость, начал седеть на глазах. Слабодрищенко, напротив, воспринял версию Жукова без малейшего замешательства.
− Значит, это не милиция, − сказал он. − И хорошо. Пусть едут себе… В нужный момент мы дадим им решительный бой.
− Это еще какой бой?!.. − заклекотал Геннадий.
− Я, кстати, герой афганской войны, − поделился Слабодрищенко значительным голосом. − И многому научился в этой связи. Мы будем пересекать удобную местность, и там получат свое развитие необходимые события.
− Мне надо выйти, пузырь уже не выдерживает, − слабым голосом произнес Геннадий. – Пиво подошло к концу.
− Это будет тактическая ошибка, − сказал Слабодрищенко. – Мочевой пузырь, как сердце, ему не прикажешь, но сейчас такая роскошь недопустима. Юра, поищи в отсеке канистру из-под масла, она там была.
− Она под трупом…
− Значит, придется терпеть.
− Тут есть большой шланг. Кстати, диаметр вполне…
− Прекрасное решение.
«Нива» ехала, оставляя за собой следы переработанного организмом Квасовым пива. Участливо и предупреждающе гудела двигавшаяся сзади машина, намекая, видимо, на неисправность в радиаторе партнера по движению.
Слабодрищенко принял в левый ряд, съезжая с магистрали к повороту, ведущему в деревеньку. Пролетели за окном бревенчатые дома с замшелым шифером крыш, усеянных палой листвой. Разбитый асфальт перешел в щебенку широкой пустынной дороги, ведущей в глубь синеющих вдалеке лесов. За «Нивой» вился, как смерч, белесый пыльный туман, но в нем отчетливо различался хромированный блеск носовой решетки преследующего их «Лексуса», явно прибавившего прыти в заповедной глухомани, не омраченной посторонним присутствием и свидетельством.
Нажал на педаль газа и Слабодрищенко, отвердев сосредоточенным лицом. Сказал:
− Великолепная машина! Бегает, как перепуганная. И отступать нам некуда, хоть и велика Россия. Позади Москва, пробки. − Затем коротко обернулся на Жукова: − Готов?
Юра, будто бы переброшенный через время, и вновь ощутивший себя солдатом, произнес краткое «Есть!», закладывая снаряд в жерло противотанкового ружья.
− Отдача зверская, учти, − услышалось предупреждение Геннадия.
«Лексус» требовательно и зловеще мигал фарами, а затем из его оконца вырвалось, прорезав пыльную мглу, злое и длинное оранжевое пламя. Стреляли явно из автомата, требуя остановиться.
Кургузой трубой ружья Юра вмиг высадил заднее стекло. Подумал:
«В драке волос не жалеют»…
«Лексус», дышащий жаром, овеянный дымным маревом, надвигался, скалясь решеткой облицовки радиатора и яростно выбрасывая струи щебня из-под широких напористых колес. Он был похож на разгоряченного носорога, устремленного на хлипкого обидчика границ его территориальных владений.
Жуков нажал на спуск. Упорная дуга казалось, вырвала у него плечо своей жестокой, непримиримой отдачей. Бронебойный снаряд, злое состаренное дитя канувшей в Лету войны, обрел-таки свою ушедшую в небытие востребованность. Раздался раздирающий небеса грохот, и позади надулся гигантский оранжевый пузырь спрессованного огня. Юру откинуло назад. Слабодрищенко затормозил.
Пыль постепенно развеяло. Истаивали остатки дыма, уносимого в безмятежные пожухлые поля. Никакого «Лексуса» на дороге не было. Лишь белесый грубый щебень с пятнами сажи.
Вдалеке, в канаве кювета, что-то слабо потрескивало. Вылезшая из «Нивы» троица подошла ближе.
Сиявший лаком, налитый мощью и нахрапистостью автомобиль представлял собой дымящиеся покоробленные жестянки изуродованного до неузнаваемости кузова, смиренно догорающего в ядовитом ленивом чаду. Чернели подпаленными перекрученными поленьями какие-то неясные останки, в которых едва различались разнесенные взрывом трупы людей.
− Теряем время, это не Третьяковская галерея, − сказал Слабодрищенко, нарушив трагическую тишину.
Смысл его слов едва дошел до оглохшего сознания Юры.
Подобрали улику − обвислый растресканный лист заднего стекла. «Нива» помчалась дальше. Через пару километров свернули в лес. Лавируя между вековых сосен, пней и кустарника, углубились в чащу.
Слабодрищенко вытащил из багажника лопату, передал Квасову:
− Теперь потрудись и ты…
Отточенный титан хрустко вонзился в сухую глинистую почву, давно не ведавшую дождей.
После упрямого дерна, продернутого жилистыми корнями, пошел песок − золотой, отборный. Гора его неуклонно росла.
− Река, видимо, невдалеке, − прокомментировал Жуков. Он болезненно морщился, ощупывая ноющее плечо и безвольно свисающую руку.
− Откуда знаешь? − Квасов отер потный лоб ладонью, оставив на нем земляную полосу. Копал он на удивление сноровисто, короткими, скупыми движениями, видимо, сказывался опыт профессии нелегального поисковика.
