Положение видится мне беспросветным.
Я еду на аэродром, и через полчаса вертолет вспархивает над серыми крышами небоскребов Манхэттена, несется к синей глади океана с вытканным из тросов мостом Веррезано, минует Стэйтен-Айленд и парит над долинами Нью-Джерси, тронутыми первым багрянцем подступающей осени.
Земные красоты лишь на миг отрывают меня от тягостных мыслей.
Когда вертолет, осторожно покачиваясь, умещается на бетонный пятачок возле моего дома, я сразу же вижу Барбару, сбегающую навстречу ко мне по ступеням.
Это что-то новое. Обычно она предпочитает встречать меня в доме. С постной миной и с подчеркнутым недовольством. Суть недовольства в том, что я не уделяю ей должного времени, ей скучно, она нездорова и вообще глубоко несчастна. Естественно, несчастна из-за меня. И что мне с ней делать? Развестись и сделать ее еще несчастнее?
Пытаюсь вспомнить, в каких отношениях с женой мы расстались. Отсюда – что и каким тоном следует говорить. Надо быть начеку. Она боится меня, а я ее. Однако, подозреваю, она знает обо мне больше, чем показывает, и меньше, чем я знаю о ней.
Но откуда же такой порыв? Или что-то случилось с Патриком?
Я холодею от этой мысли.
Она сердечно целует меня, и это только прибавляет сомнений.
− У вас все нормально? – спрашиваю хрипло. Я ожидаю всего, чего угодно. Кроме хорошего.
− Все отлично! – Она берет меня под руку и ведет к двери. – Патрик начал вставать. И даже пытается ходить. Представляешь, какой он хитрый? Чтобы не упасть, ходит, боком прижимаясь к стене! Кстати, приехал наш племянник, славный паренек. Вчера мы ездили с Ниной в «Мэйсис», купили ему одежду. Он до сих пор, кстати, спит… Представляешь, он, оказывается, был ранен…
− Какой еще племянник?.. − раздраженно говорю я. – Так, черт знает что…
− Ну, пусть будет племянником, − увещевающе произносит Барбара, ласково заглядывая мне в глаза. – Он очень хороший мальчик. − Обычно таким тоном она говорит о детях, когда те натворят каких-нибудь дел.
− Что все-таки случилось? – спрашиваю я нейтральным голосом.
− Генри, дорогой… − Она театрально вздыхает. – Роланд вчера шел в свою спальню, и вдруг в коридоре перегорела лампа. Он врезался прямиком в стеллаж.
Вот он – тот самый кинжал в букете!
− Клоуны?! – восклицаю я, высвобождая руку. – Он разбил клоунов?!
− Представь, всех до одного, − виновато говорит она, а затем, взглянув на мою ошарашенную физиономию, невольно хихикает. Но тут же, впрочем, принимает серьезный вид. Добавляет: − Извини, у тебя такое лицо…
Я не знаю, какие чувства владеют мной. Сумма их − ледяная ненависть ко всем. И ко всему. Я на грани истерики. Какая-то пришлая сволочь, балбес без роду и племени, поселился в моем доме и сразу же начал его разрушать! Я собирал эту коллекцию два десятка лет! Я поставил ее в самом укромном месте! Я строго-настрого предупредил прислугу, что, если, протирая пыль, хотя бы одну статуэтку разобьют, увольнение последует незамедлительно!
− Всех до единого? – спрашиваю равнодушно.
Она молча кивает. На сей раз в ее глазах – непритворные слезы. И на миг мне становится ее жалко.
− Я жду его в кабинете, − говорю скучным голосом. – Пусть поторопится. – И, не оборачиваясь на поникшую Барбару, прохожу в дом. Тоже мне, защитница приблудных варваров.
Сначала я навещаю Патрика. Он по-прежнему лежит на боку, но глазенки его явно оживляются, когда появляюсь я. Я глажу его по мордочке, и он, как собака, лижет благодарно мои пальцы. Я растроган до слез. Целую его кожаный влажный носик, провожу ладонью по лобастой головке и иду к себе в кабинет.
Сев за стол, несколько остываю. И тоскливо сознаю, что у меня просто черная полоса. Надо посмотреть гороскоп. Я верю в астрологию. Но вовсе не как в науку. Или в нечто сакральное. Я руководствуюсь разъяснениями Кноппа, родившегося, кстати, под знаком Рака. И точно данному знаку соответствующему. Кнопп объяснил, что каждая планета обладает собственной энергией и определенной суммой излучений. В свою очередь – Вселенная – довольно-таки упорядоченный организм, где все между собою теснейшим образом связано. Таким образом, младенец, формирующийся в чреве матери, естественно подвержен влиянию планет в том или ином их расположении относительно Земли. Отсюда – весьма ярко выраженные типы характеров, склонностей и судеб. То есть, рожденный раком не станет рыбой, хе-хе. Христианская религия, отвергающая астрологию, как лженауку, абсолютно права. Если Богу угодно, он перевернет не только характер и судьбу, но и сами планеты. Поэтому уповать надо на него, а не на космические энергии. Однако они – своего рода шаблоны, вычисленные из примет и наблюдений. Шелуха того же Божьего промысла. Не оставшаяся, конечно, без внимания мошенников, наводящих тень на плетень и рассматривающих всех людей, как консервы, исходя из даты их изготовления. Я – Стрелец. Знак огненный, легко воспламеняющийся. Однако я давно уразумел, что с огнем шутки плохи, и он способен спалить поджигателя.
А потому еще раз заставляю себя успокоиться. Разбитые клоуны и стеллаж – не худшее из бед. Это вообще мелочь по сравнению с той угрозой, что нависла над моей головой.
В кабинет входит молодой человек, ему едва за тридцать. Хорошо сложен, походка его легка, как у балетного танцора, в покатых плечах – уверенная сила; черноволос, слегка смугл и чертами лица напоминает итальянца. Он хмур от осознания своей вины, но держится с достоинством. Невольно вспоминается потеющий пришибленный Ричард. Этот – иной.
− У нас плохо начинается знакомство, мистер Уитни, − говорит он. – Но я готов отработать за все, что разбил. Пожалуйста, назовите сумму.
У него сильный акцент. И корявое построение фраз. Но свои мысли он доносит довольно складно.
Внезапно вся моя злость испаряется. Я чувствую, что парень и в самом деле немало удручен. И готов отплатить за свою неуклюжую выходку всем, чем располагает. Только чем он располагает?
В этот момент мне снова звонит секретарша Большого Босса. Словно читая мои мысли, она сообщает, что за приют постояльца мне направлен чек.
Двадцать тысяч долларов. Невелики деньги, но да ладно.
− Меня просили приютить вас, − холодно говорю я. – Рассчитываю, что вы расскажете мне о тех обстоятельствах, благодаря которым здесь очутились. И вообще о дальнейших планах.
− Я думаю, об этом вам надо говорить с теми, благодаря кому я здесь оказался, − парирует он.
Вот, хам! И, главное, цедит слова таким тоном, будто я ему чем-то обязан!
Мною овладевает буквально бешенство. Я сжимаю зубы. Предложить ему переехать в отель? Но Большой Босс, как понимаю, против этого. Вернее, те, кто ходатайствовали перед ним за этого барбоса.
