– О пострадавшем мирном прохожем, как пишут в газетах, – пояснил Вася, доставая из пакета за хвост дохлого тунца. – Дело-то к ужину. Или сходим на халяву к итальянцам?
– Мы люди гордые, – сказал Одинцов. – И воспитанные. Это они без приглашения любят вламываться к добросердечным мирянам…
– Насколько я знаю Чека, – заявил старик, – вы тоже не очень-то щепетильные черти. В плане всяких там разных визитов. К приличным людям. Но то, что у советских – собственная гордость, это ты точно! Я и с немцами тогда… строго! Потрошим хека!
Володин
На следующее утро в заданном квадрате Атлантики мы встретились с четырьмя безоружными пиратами, приплывшими на катере под прежним руководством косматого голубоглазого брюнета, встретившего нас хотя и кривоватой, но в общем-то достаточно благожелательной ухмылочкой.
– Рональд, – представился он, поочередно вручив для пожатия свою крепкую, мясистую ручку.
Далее прошло мирное производственное совещание.
Англо-итальянский экипаж предусмотрительно взял в плавание десять запасных баллонов с воздухом, так что нырять мы могли до потери пульса. Однако рациональным представилось первое одиночное погружение в целях поверхностного осмотра наверняка вдрызг развороченной взрывом субмарины.
Беззастенчиво позаимствовав из инвентаря гадов-парт-неров мягонькую, новенькую маску с широким стеклом, я напялил на себя гидрокостюм, плюхнувшись спиной в воду.
Привычная первая боль в ушах, «продув», взгляд на уползающую стрелку глубиномера, неуклонно темнеющая синь воды и наконец – прорыв ко дну – неожиданно светлому, будто впитавшему в свой песочный настил трудно пробивающееся в глубину солнце.
Взрыв не просто разворотил нос лодки, но и на фут выпростал из грунта ее увязший корпус, благодаря чему, доплыв до знакомой прорехи и тщательно осмотрев ее, я уяснил природу ее возникновения. Это, несомненно, была разъехавшаяся метина, оставленная глубинной бомбой.
Из данного резюме следовал неутешительный вывод: пробраться в сортир с сокровищами будет непросто; поврежденный отсек наверняка задраен, а если кремальера люка заклинена, как сваркой, неизбежной коррозией, то попотеть придется изрядно.
Обогнув затопленную яхту, лежавшую рядом с субмариной, я вернулся к носу лодки. Включив мощный фонарь, также позаимствованный у противника, ставшего временным союзником, просунулся в зев носового отсека, едва не пропоров костюм о корявые выступы торчащих во все стороны листов разъехавшейся от взрыва обшивки.
Взору моему предстала мрачнейшая узкая пещера с металлическими сводами, сплошь устланными плотно подогнанными друг к другу герметизирующими трубами электропроводки и систем пневматики.
В свете фонаря темным снегом пушилась липкая мерзкая взвесь.
Только тут до меня дошло, что я нахожусь в большом подводном морге, хотя, ощупывая ластами пол бывшего прохода, не наткнулся еще ни на чьи останки – резина цепляла лишь вязкую илистую массу.
Я уже подбирался к центропосту, когда контрольный щелчок возвестил о необходимости возвращения на поверхность.
Осторожно, дабы не зацепиться за какую-нибудь опасную железяку, я развернулся корпусом в узком тоннельчике, двинувшись обратно, к мутненько высветленной дыре выхода.
Подъем на катер прошел без приключений. Всплытие также показало, что никаких подлянок на водной поверхности не ожидается: папаня по-немецки объяснял что-то косматому разбойнику, весьма благосклонно и уважительно ему кивающему.
Видимо, велось повествование о похождениях моего родителя, отмеченных сроком полувековой давности.
Отдышавшись, я доложил обо всем увиденном.
– То есть, – рассудил папа, – отсеки до центропоста не задраены, но вода в них застоялая, так?
– Да, течь в прогнившей обшивке, – подтвердил я. – Но появилась она уже «после того», как говорится. Все шло в три этапа: «слезы», потом фильтрация, а после – неукротимое струение. Термины, тебе хорошо знакомые.
– А там, где сортир, течь была «до того»? – уточнил отец.
– Наверняка. Еще в период памятного тебе боя.
– Вы всплывали через кормовой торпедный аппарат? – спросил косматый тип папаню.
– Да, благослави его Господь…
– Значит, задраенные отсеки надо ожидать за центропостом?
– Значит.
– Мы их раздраим?
– Вода – та же сварка, – сказал я. – Едва ли. Нужна взрывчатка.
Косматый задумался. Потом, пожевав губами, молвил:
– Динамит, его мать, мы достанем…
Тем временем в глубину устремился один из работничков господ Оселли.
В пучине он пробыл недолго.
В его докладе косматому начальнику прозвучала следующая реплика: мол, коли уж эти русские – профессионалы, то пусть и копаются во всей этой жути…
От своего посещения погибшей субмарины парень, чувствовалось, вынес впечатления глубоко и бесповоротно отрицательные и повторить визит в недра затопленного крейсера ни малейшего желания не испытывал.
Его было нетрудно понять: одно дело – порхать в голубенькой водичке беспечной бабочкой, любуясь на рыбок, иное – вползать в изъеденное коррозией чрево подлодки, наполненное растворенными телами мертвецов, слышавшее их предсмертные стоны, впитавшее весь ужас и первобытный страх запертых в душной стали, трещавшей под напором пучины, людей, чья смерть знаменовалась кошмарнейшей из могил…
Косматый, хотя и без энтузиазма, но согласился с доводами коллеги, кто, сопровождая свои слова выразительными жестами, порекомендовал ему самому ознакомиться с достопримечательностями немецкого крейсера.
Сославшись на отсутствие необходимых у его экипажа навыков, глава пиратов любезно предложил мне повторить погружение.
– Я возьму с собой ваш запасной акваланг, – сказал я с вопросительной интонацией.
– Ни в чем себе не отказывайте! Будьте как дома!
Достигнув со второй попытки центропоста, я испытал довольно-таки сильный стресс: ласт сразу же поднял своей длинной упругой плоскостью с мглистого пола зелено-черный человеческий череп.
Ухватившись за перископную стойку, я, остро жалея, что не надел перчаток, отчетливо различал в плотном и ярком свете галогенной лампы фонаря затянутые инеем белесых водорослей стены, кожухи укрепленных на них распределительных щитов, приборов и – вздымаемые резиновыми плавниками моих ласт серо-коричневые фаланги и позвоночники…
Здесь же валялись ровно обметанные осклизлой илистой накипью огромные артиллерийские гильзы, от присутствия которых мне стало не по себе…
Тем более, присмотревшись к одной из гильз, я понял, что она не пуста: горловина ее была плотно закрыта. Значит, на лодочке таились какие-то взрывоопасные боеприпасы неизвестного назначения.
