– Официально ты получишь грамоту в поощрение за благородство, – откликнулся папаня. – А может, медальку из золота самоварного. Не майтесь дурью! Моральный аспект! От людей ушло, к людям и придет, чего там базарить! В нужный час все по музеям разместится, а пока, друг, нам надо кушать, усек? И катер твой не морскую водицу предпочитает, а дорогой нефтепродукт!
Прагматические папанины рассуждения, далекие от упадочного идеализма, были приняты за идеологическую первооснову наших дальнейших действий.
В итоге чекист сказал:
– Теперь, братцы, нам предстоит многоэтапная долгосрочная операция. И мне, чувствую, будет чем заняться.
Вечер и половину ночи провели в пьянстве и в обсуждении механизма превращения уникального художественного собрания в безликую денежную массу.
Проснувшись с тяжелыми головами к полудню, обнаружили отсутствие Василия и нашего «мерседеса». Следуя элементарному умозаключению, заглянули под кровать исчезнувшего партнера, где хранились тубусы. Естественно – тю-тю!
Володька, спавший в той же комнате, что и кидала, лишь сокрушенно вздыхал, разводя руками.
– Хорошо не жили, не хрена и начинать! – с досадой кряхтел папаня.
Взяв у Лены машину, я и Серега покатили к причалу, где обнаружился «мерседес» с оставленными в замке зажигания ключами.
Катер Василия, надо полагать, уже давно растаял в дымке голубой.
Вдрызг расстроенные предательской выходкой вчерашнего высоконравственного моралиста и непритворно скорбя об одержавшей верх над чувствами дружбы и солидарности корыстью, мы вернулись домой, поведав о необратимой утрате нашего капитала довольно спокойно выслушавшим нас папане и Вове.
– Теперь можно сообщить и властям, – заключил я. – Сообразно принципу: не нам, значит – никому!
– Вот что, – лениво пережевывая бутерброд, отозвался Вова. – Запомните, что надо делать в таких случаях: ехать в надежный банк, снимать там ящик в хранилище и правом допуска к нему наделять лишь полностью укомплектованную команду дольщиков – и никого по отдельности. И без обиды, и без искушения…
– Да и вас троих достаточно, – поправил его папаня. – Мне-то зачем? Вдруг откину концы, наживете правовой геморрой.
– Ты случайно не путаешься во временах и наклонениях? – спросил я. – Благодаря интенсивному общению на немецком?
– Понимаешь, – перебил меня Вова, неторопливо запивая бутерброд кока-колой, – вчера я отметил, что у Васьки забегал взгляд. У него, жулика, он и без того плохо фиксировался…
– Как у алкоголика, – счел своим долгом уточнить папа.
– Не, у алкоголика взгляд плавает, – выразил несогласие Вова.
– Ну-ну! О деле давай! – нетерпеливо прикрикнул Сергей.
– Вот. Да и вообще шаткий он тип, без корней. Вся его недвижимость – могилы родственников на покинутой родине… Ну, пошел, значит, друг Вася перед сном сортир и душ навестить, вы – поддатые, храпака задаете, а я, покумекав, подумал, что, пусть и тиха украинская ночь, но сало надо перепрятать… Вытряхнул от греха картинки из гильз да и зарыл их в рухлядь на чердаке. А в гильзы старых газет напихал – уже сколько времени макулатуру на помойку не отнесем…
– Так где картины? – выдохнул я.
– Погоди! – поморщившись, отмахнулся Вова. – Ну, залег я, глаза прикрыл, жду. Чего будет. И, блин, прозевал! Уснул-таки! А он… проворная гангрена! Цап-царап ценности и – свинтил! Чисто, с концами. Просыпаюсь – привет!
– А что же ты, изверг, молчал?! – вытирая испарину со лба, рявкнул Серега.
– Зато сколько восторга! – молвил Вова. – Или нет? Ну, извиняйте, я хотел, как лучше… Не могу без приколов…
– Короче, – сказал Сергей, – нашлась бабушкина потеря у дедушки в штанах, я правильно понимаю?
– Абсолютно! – широко улыбнулся ему Вова.
Предварительно сфотографировав полотна, мы поспешили воспользоваться весьма уместной Вовиной рекомендацией относительно банковского хранилища.
Вечером заглянули к Лене, узнав, что только что по телефону ей звонил наш сбежавший друг.
Через час звонок прозвучал вновь.
Замечено, что собственной подлости особенно стыдятся, если ее не удалось довести до конца: путаясь в междометиях крупного рогатого скота – то есть, застенчиво мыча и блея, Вася выдвинул покаянную версию: дескать, произошло замыкание в мозгу, остро возжелалось вернуть культурные ценности мировому сообществу, но теперь проводка восстановлена и заизолирована, так что-то – простите, ребята!..
В своем ответе предателю я руководствовался версией, выработанной Сергеем, опасавшимся, что за первой пакостью от Васи способна последовать вторая.
Я сообщил, что отныне картины пребывают в надежном и недоступном месте, далее – категорически отверг возможность проживания под одной крышей с оскорбившим наши лучшие чувства мерзавцем, прибавив, что побег скостил ему половину положенной доли, обязанной выплатить-ся по реализации.
Когда сей чудный миг произойдет? Звоните, Вася, пишите письма. Надейтесь.
– И не дай тебе Бог, идиот, начать какие-нибудь хитрожопые игры! – перехватив у меня трубку, веско предупредил изменника чекист. – Тогда гарантирую точный пролет! И – приземление в глубокое дерьмо! Понял?
Вася, поневоле удовлетворившись иллюзорной надеждой, понял. И с этого момента здорово тратился на звонки, едва ли не каждодневно справляясь о новостях деловой активности сообщества и о нашем драгоценном для него здоровье.
Я неоднократно предлагал простить негодяя, высказывая предположение, что он нарвался на оставленную Фирой Моисеевной мину с вирусом шельмовства, но жестокосердные компаньоны, глубоко уязвленные гнусным поступком бывшего компаньона, апелляций не принимали.
– И он еще выходит в эфир, мудила! Пусть только сунется сюда! Пойдет в пучину с отрицательным дифферентом! Никаких амнистий! – стучал кулаком по столу папа. – Статья звонковая! Взяли в долю как человека, а он черной неблагодарностью заплатил!
– Переплатил даже… – поднял палец чекист.
– В паршивых овцах стадо не нуждается! – подтвердил Вова справедливость доводов товарищей.
– Это точка зрения волка? – попросил уточнить я.
– Пастуха, – откликнулся Сергей. – За этой овечкой серьезный присмотр требуется, что – утомит!
Жить я переехал к Леночке, куда постепенно подтянулся Сергей, оказавшийся в одиночестве, и теперь мы сутками просиживали у компьютера, чувствуя, что скоро приобретем заочное образование искусствоведов.
Полотна принадлежали кистям известнейших европейских живописцев. Лица же, способные заинтересоваться их приобретением, проживали на Американском континенте, куда с разведывательно-ознакомительным визитом мне вскоре предстояло направиться.
А покуда мы ожидали задержавшуюся в Питере Веру, от которой уже давно не было никаких вестей.
