Алик нажал на кнопку звонка, подмигнув ободряюще нашей спутнице, испуганно осматривающейся по сторонам.
Дверь растворилась. На нас воззрилась некая высокая, очень хорошо сложенная девица, одетая лишь в одно нижнее белье и черные с резинкой чулки. Ее рыжая густая шевелюра вилась множеством мелких растрепанных кудрей, и фасон такой прически я почему-то определил словосочетанием «взрыв на макаронной фабрике».
Увидев Алика, привратница проделала куражливый книксен, приглашая нас войти в заведение.
Мы прошли холл, декорированный аляповатыми полотнами, недвусмысленно живописующими торжество плотского порока, и оказались у стойки бара, за которой торчал какой-то унылый потрепанный тип с подбитым глазом и сутулая дама лет пятидесяти с перетянутым резинкой пучком лимонно-седых волос, некой шишкой торчащим на затылке.
На табуретах у стойки восседали, лакая алкоголь, жрицы любви, все в столь же легкомысленных одеяниях, что и у коллеги по их трудовому коллективу, открывшей нам дверь.
Дама за стойкой хмуро кивнула Алику, а затем, набрав в легкие капитальный запас прокуренного воздуха, заорала, почему-то обращаясь к потолку:
— Сте-ефан!
У дамы, как я заметил, не хватало многих передних зубов.
На зов ее явился широкоплечий малый лет тридцати пяти в кожаной безрукавке, джинсах, ковбойских сапожках с мысками, окантованными железом, и с золотой цепью на прыщавой шее. Впрочем, и вся морда его была усеяна какими-то фиолетово— багровыми волдырями.
— Вот, — представил меня ему Алик. — Это Толя. С завтрашнего дня будет забирать у тебя «бабки», Стефан.
— А это кто? — указал хозяин борделя на скромно потупившую взор девицу.
— А это, — сказал Алик, — отдельный разговор…
— Ну, пойдем ко мне в комнату, — откликнулся тот.
— А ты выпей чего-нибудь в баре, — предложил мне Алик. — Стефан угощает, верно?
— Марта, обслужи человека, — приказал Стефан беззубой даме.
— Ничего не хочу, — поспешно произнес я, горя желанием скорее помыть руки, подошвы ботинок и сдать в химчистку одежду.
— Ну, тогда — жди в машине, — махнул Алик рукой, и этот жест отчетливо выразил разочарованное его презрение к моему чистоплюйству.
Я, спустившись вниз, уселся в «мерседес», составив компанию скучающему боевику Сене.
Некоторое время мы молчали. Потом Сеня произнес сквозь зубы:
— Лешка… ну тот, с которым мы были… в больнице, кстати. Чего-то ты ему там серьезно в хозяйстве напортил… А он у Монгола правая рука, учти…
— У какого Монгола?
— Ну, у Алика, у какого… — Сеня помолчал. — Он, Лешка, не прощает, запомни. Так что совет: не подставляйся в будущем. Сожрет.
— А у тебя, — спросил я. — обиды есть?
— Да ладно… — Он почесал затылок. — Башка крепкая. Теперь так… — продолжил со вздохом. — Работать будем с тобой в «двойке». Дела в основном инкассаторские. Сбор «бабок». С бардаков, куда Алик девок поставляет, с бригад, что «лесников» бомбят, ну и долги всякие разные… Дальше — вьетнамцы. Мы им возим сигареты со Шпиренберга…
— И вы? — удивился я.
— И мы, — подтвердил Сеня. — Их только ленивый не возит. Но мы возим еще и косоглазых партиями из Союза… А это бизнес крутой. Что еще? Машины перепуливать с тобой будем… Тоже путем авиаперевозок. Ну, разборы само собой… В общем, вникнешь. Понравится, думаю. Все лучше, чем в шестерках у коммерсантов этих вонючих…
— С Изей-то разошлись? — спросил я. — Бортами?
Сеня мрачно усмехнулся.
— Разошлись… Ох и жучила! — Качнул головой. — Ох, шустер!
— А чего такое?
— Только между нами… — испытующе поднял на меня глаза будущий напарник.
— Само собой.
— За товар он заплатил. А за все прочее: базары там, Лешкины половые органы… Мы же ему нормально начислили, мало не покажетс…
— Ну.
— А он нам тебя впарил! — рассмеялся Сеня. — Под расчет!
— Вот, сука, — вырвалось у меня.
— Ушлый хрен! — подтвердил Сеня.
В этот момент вернулся Алик. Чрезвычайно довольный.
— Где кошелка? — спросил Сеня.
— Где?.. Осталась. Поломалась, да куда деваться… Провел ей пробный экзамен, ничего так… — Он раскатисто захохотал. — Ладно, двигаем в офис… — Хлопнул меня по плечу. — Чего задумался, браток? Или грустишь, что упустил возможность? Тогда давай, вперед, мы подождем. Кстати, для тебя тут в любое время и бесплатно…
— Ты и так дал мне массу авансов, Алик, — отозвался я. — Пора отрабатывать, а не грузить на себя новые.
В моей голове билась единственная мысль: когда же я получу наконец вожделенный паспорт?!
— О! — Одобрил он. — Приятно слышать слова благодарного человека. Это грамотный подход к делу. Но дело может и подождать, так что…
— Поехали, — решительно добавил я. — В офис.
Офис Алика располагался в помещении фирмы, открытой русскими эмигрантами, которых под предлогом защиты, охраны и трогательного попечительства мой новый шеф, вероятно, планомерно и бессовестно потрошил, хотя в данном случае деловые отношения подобного рода вполне мог бы характеризовать тезис об экспроприации экспроприаторов, ибо по манерам своим, лексике и ухваточкам коммерсанты являли собой несомненную ипостась тех же самых бандитов.
В офисе с Сеней мы пробыли недолго: сегодняшний день выдавался относительно свободным, а вот график же дня завтрашнего, напротив, предполагал множество суеты и разъездов.
Я спросил у Алика, не знает ли он, где находится хороший спортивный клуб? Меня угнетало осознание подутраченной боевой формы.
Получив адрес, я спустился в метро и вдруг на платформе среди ожидавших поезда пассажиров узрел знакомое лицо…
Долговязый небритый мужчина в потертом пальто и в рыжей мохеровой кепке, похожей на неряшливый парик с химической завивкой, напомнил мне почему-то Труболета из моей незабвенной бригады зека. Да откуда ему только здесь быть? Мужчина, сосредоточенно читавший какую-то книгу, словно почувствовав на себе мой взгляд, обернулся, и в глазах его появилось выражение какого-то обалделого узнавания…
«Неужели?..» — метнулась в моей голове изумленная мысль.
— Хуя себе, — сказал мужчина. — Гражданин начальник. Вот это трансферы…
Подошел поезд, но мы, обоюдно пораженные, оставались стоять на перроне.
— Ну и какими судьбами? — спросил я.
— Россия-Украина-Польша-Германия, — последовал ответ.
— Полями-лесами?
— Иначе не можем. У меня один документ — справка об освобождении. А ты каким образом?..
Я поведал о протекции влиятельных знакомых, способствовавших моему переводу в Германию, о бегстве к противнику гвардейца-полковника, присовокупив в итоге фразу об отказе мне в политическом убежище…
