— Ты… меня, надеюсь, встретишь? — спросила Ингред с каким— то настороженным недоверием.
— Чего бы это ни стоило, — заверил ее я.
Все… Теперь мне было не до Курта, не до технических средств подслушивания и подглядывания, не до чего; я торопился в Нью-Йорк и мной владело радостное щенячье возбуждение.
В аэропорту я был единственным из встречающих, кто держал в руках цветы — огромный букет роз.
И вот она, идущая сквозь как бы распавшуюся в стороны толпу через зал аэропорта, превратившегося в моих глазах в блекло— смазанный фон…
Это было одно из тех мгновений жизни, какие, наверное, кратко высветляют ее потаенный смысл… А может, иллюзию смысла. Все равно.
Вскоре «беретта» уносила нас в Куинс.
Каким-то незаметным образом минув прихожую, мы сразу очутились в спальне, в спешке покидав одежду по сторонам, и относительно ясное осознание мира и себя в нем пришло к нам, полагаю, часа через два…
После душа, обмотавшись полотенцем, она подошла к окну и, оглядев сияющую рекламным заревом улочку, очертанную стремительным серебристым болидом пролетавшего поезда с алыми глазами сигнальных огней, выдохнула:
— Боже… и почему я не приехала сюда раньше!
— И почему же? — Я обнял ее, дурея от восторга, нежности и обретения той, кого любил единственно и безоглядно.
— Потому что людям свойственно ошибаться… — Обернувшись, она ткнулась мне лицом в грудь, я почувствовал влагу ее губ у себя на соске, и по спине моей побежал сладкий мурашечный холодок.
— Ингред… — сказал я. — Может, нам пора окончательно объединить места своего проживания и вообще… давай-ка собирайся замуж, дорогая.
— Ты знаешь, что мне предложили мои шефы? — произнесла она вместо ответа.
— Пока нет…
— Очень хорошую должность в отделении нашего банка в Нью— Йорке.
— Соглашайся! — решительно заявил я.
— Посмотрю… — ответила она. — На твое поведение.
Последующая неделя пронеслась как в угаре. Гулянья по Манхэттену, бродвейские театры, ресторанчики китайского квартала, экскурсия к руинам Южного Бронкса, поездка на глубоководную рыбалку, путешествие в Пенсильванию, в страну средневековых сектантов…
Возвращаясь оттуда, я был остановлен полицейской машиной с предъявлением мне обвинения в превышении скорости. Полицейский, забрав мои документы, отправился в свою черно-белую колымагу, дабы проверить их по компьютеру. Это был довольно-таки щекотливый момент…
Закусив губу, я мрачно размышлял, что вот сейчас все и закончится: меня обвинят в использовании чужого имени, поддлке водительского удостоверения и, заковав в железо, с позором отправят в тюремную клетку…
Полицейский вышел из своего автомобиля и, подойдя ко мне, протянул документы. Сказал:
— Тикет
[12]
на пятьдесят пять долларов, мистер Генри Райт. — И, положив на капот рабочий планшет, выписал мне бумагу с обвинительным заключением.
— Огромное спасибо, — поблагодарил его я, выруливая с обочины. Затем покосился на Ингред.
Лицо ее было угрюмо-сосредоточенным.
— Ерунда, — сказал я. — Не расстраивайся… Ты что, испугалась?
— По-моему, испугался ты, — ответила она. — Дай мне, пожалуйста, посмотреть на твою водительскую лицензию, Генри Райт.
— В ней нет ничего интересного…
— Для тебя, вероятно, да. Но вот для меня…
Говорят, что правда всегда выплывает на поверхность. Порой, замечу, как утопленница.
— Ознакомьтесь. — Я протянул ей пластиковую карточку со своей физиономией.
Она изучала ее долго — с минуту, наверное.
— Значит, ты хочешь все знать? — спросил я.
— Да, Толья… Или Генри?
— Толья, Толья…
И я рассказал ей все. По порядку. Естественно, не упомянув о сегодняшнем сотрудничестве с Олегом.
Она не задала ни одного вопроса, и домой мы приехали, обоюдно подавленные и отчужденные.
— Ингред… — попытался я взять некую задушевную ноту уже ночью, когда укладывались спать.
— Не надо ничего говорить, — отрезала она. — Прошу тебя: помолчи.
И я заткнулся.
Она проснулась рано и немедленно принялась укладывать свой чемодан.
Я отупело наблюдал за ее действиями, не в силах остановить ее и испытывая какую-то беспомощную досаду вперемешку с отрешенным безучастием к происходящему.
— Ты проводишь меня хотя бы до такси? — спросила она.
— Куда ты собралась?
— В аэропорт. Через два часа ближайший рейс.
— Зачем такси? Я тебя отвезу.
— Очень любезно с вашей стороны.
— Мистер Генри Райт, — кивнул я.
— Вот именно.
— Ты хорошо обо всем подумала?
— Я. Очень. Хорошо. Обо всем. Подумала.
Тренькнул мой сотовый телефон.
— Как проходит медовый месяц? — весело спросил Олег. — Радуемся жизни?
— Аж сатанею, — сказал я. — От восторга.
— Извини, но завтра у тебя — рабочий день, — вздохнул он. — Причем начинается он с пяти часов утра.
— Значит, будем работать.
— Встречаемся на Кингз хайвей, 1912. Запомнил?
— Форма одежды?
— Какая угодно. Хотя… Нет, все-таки пиджачок, брючки… Работенка, замечу, легкая. Представительского характера.
— Понял.
Мне было все равно, какого характера предстоит работенка. Мне было абсолютно все равно…
— Когда навестишь Берлин, можешь забрать у меня свои револьверы, — произнесла Ингред, застегивая шубку.
— Спасибо за приглашение, — проронил я, поднимая ее чемодан.
На протяжении всей дороги в аэропорт мы не произнесли ни слова.
Я запарковал машину на стоянке и уже собирался отнести ко входу в терминал ее чемодан, но тут подкатил носильщик, и Ингред, отстранив меня, указала ему на багаж.
Черный сутулый парень в форменном кителе вскинул чемодан на тележку.
— Прощай, Толья-Генри, — грустно улыбнулась Ингред, протянув машинально руку к моей щеке, но тут же, словно опомнившись, судорожно ее отдернув.
— И все-таки… почему? — с трудом произнес я.
— Мне просто нужен другой муж, — сказала она. — Я увлеклась, извини. — И, круто повернувшись, пошла к стеклянным дверям.
Я стоял у своей «беретты», пусто глядя ей вслед.
— Are you okay, mister?
Я потерянно обернулся по сторонам. У соседней машины возле родителей, укладывающих сумки в багажник, стояла черненькая девчонка лет шести и, облизывая леденец на палочке, с настороженным сочувствием смотрела на мою прокисшую, видимо, донельзя физиономию.
