— Мы принимаем гривны, обменный пункт в конце зала, — отчеканили из оконца.
Как сомнамбула Колдунов отправился в конец зала, с тоской взглянул на грабительский курс обмена, высвеченный рубиновыми цифрами на траурно-черном табло…
Мысли путались.
“Карта не работает… А что, если это — происки Джорджа? Да нет же… Как он мог влезть в его, Колдунова, личный счет? А если как-то влез? Тогда… Тогда все равно придется лететь в Америку, идти в банк, разбираться… Единственная проблема — язык. Но он найдет переводчика на месте. Да, лететь! Непременно лететь, иного попросту не дано!”
Сунув пачку местной сомнительной валюты в оконце, он наконец-таки получил заветный билет и, ощущая, как его пробирает озноб от подозрений потери капитала — того фундамента, который он создавал жутью всех мыслимых и немыслимых смертных грехов, своего пенсионного фонда, отправился в гостиницу, желая напиться, но одновременно сознавая, что делать этого категорически нельзя. Ныне он должен быть собранным как никогда, ныне настал, может быть, тот самый угольно-черный день и час, и встретить их необходимо с головой холодной и трезвой.
Но все равно он пребывал словно в дурмане. Не спал ночь в гостинице, рано утром, экономя остаток денег, добрался на рейсовом дешевом автобусе в аэропорт.
Ожидание посадки в самолет, долгая дорога над Балтикой, снегами Гренландии и канадским побережьем, заляпанным бесчисленными оловянными лужами озер, эта дорога, некогда чаровавшая его своими диковинными, неслыханными в своей красоте пейзажами, теперь несла в себе томительную неизвестность, усиливающееся предощущение краха и темный ужас безысходности.
В аэропорту, получив в паспорт белую карточку, дающую ему право полугодичного пребывания в США, Колдунов прошел в зал, сразу наткнувшись на тощего, в потертых джинсах парня, предложившего ему на русском языке услуги таксиста.
— Я бы заплатил вам… — замялся Колдунов. — Но тут проблемка, мне надо сначала позвонить…
— Позвонишь из машины, бесплатно, — беспечно откликнулся парень. — Какой код района?
— Колдунов развернул записную книжку, ткнул ногтем в записанный номер.
— Так… 917. Это — мобильный. — Парень вытащил из кармана телефон. — На, звони, только быстро.
— Алё? — раздался в трубке знакомый голос, и Колдунов, волнуясь, проглотил вязкую слюну.
— Юра, ты? — спросил он стесненно. — А это… Вениамин Аркадьевич… Я в Нью-Йорке. Хотел бы увидеться… Объясниться…
— Какие проблемы? Я в Бруклине, дома… Четвертый Брайтон.
— Я сейчас таксисту дам трубку, ты объясни… — Колдунов обрадованно сунул телефон тощему.
— Понял, через полчаса — жди! — выслушав координаты места назначения, откликнулся тот.
На старом потрепанном “додже” покатили в сторону Брайтон-Бич, где на задворках района русско-язычной эмиграции Колдунов был введен на второй этаж хлипкого домика, в котором обретался его бывший опальный водитель.
Юра — небритый коренастый субъект лет тридцати возлежал на продавленном матраце, установленном прямо на полу комнаты с облупившимся дощатым полом. До сей поры Юра смотрел небольшой телевизор с рогаткой антенны, установленный также на полу, поскольку остальную обстановку комнаты составлял лишь покосившийся комод, застеленный пластиковой скатеркой.
На скатерке лежали наручные часы, обнюхиваемые здоровенным тараканом.
Встретил Юра Колдунова на удивление тепло, без какой-либо тени обиды.
— Виноват я перед тобой, прости, — сказал Колдунов. — Но Бог меня крепко наказал, ой — как крепко! Вынужден был бежать, Юра, бежать без оглядки…
— Разборки бандитские? — спросил тот понятливо.
— И это место имеет, и прокуратура… — неопределенно поведал Колдунов. — В общем, ныряю как в океан, в новую жизнь. Помоги, Юра. Перво-наперво требуется комната хоть какая… Отель мне не по средствам.
— Вот и хорошо, — сказал Юра. — Будешь жить в соседней комнате. У меня там друган кантовался, вчера свалил в Калифорнию, нашел работенку. Матрац там есть, электроплитка тоже… Ну, чтоб кофе с утра сварить. Две сотни в месяц. Мне — полтинник за рекомендацию хозяевам, они на первом этаже располагаются. Сортир и душ — прямо по коридору.
Колдунов потерянно осмотрелся, вторым планом постигая, что бывший шофер как-то фамильярно перешел с ним на “ты”. Впрочем, на то теперь были у Юры вполне весомые основания и поправлять его категорически не следовало.
Облезлые стены комнаты и вопиющее убожество быта обвалились на сознание Вениамина Аркадьевича каким-то зловонным селем, и он невольно тряхнул головой, чтобы избавиться от осознания той гнусной действительности, в которой оказался. Он попал в ад! Да, видимо, так! Причем — безвозвратно.
Поневоле вспомнилась уютная собственная квартира, столь же уютная жена, тягостные мысли о которой он всеми силами пытался от себя отогнать…
— Ну вот такая среда обитания. — Юра обвел рукой затхлое пространство. — Осваивайся.
Колдунов, расплатившись с благодетелем, получил от него ключ, предназначенный, как оказалось, для открытия ржавого миниатюрного замочка, висевшего на косо прибитой щеколде, пронес чемодан в свою новую обитель, присел на матрац, глядя на кривые стены, выкрашенные лет двадцать назад масляной краской, после перевел взгляд в окно, на узкую одностороннюю улицу, по которой катили машины с белыми номерами, увенчанными красненькой Статуей Свободы и — пригорюнился.
Не терпелось поехать в банк, но, во-первых, банки уже закрылись, приближался вечер, а во-вторых, следовало отыскать переводчика, должного обеспечить преодоление языкового барьера.
Достав из чемодана бутылку водки, Колдунов двинулся в комнату к Юре.
Остро взглянув на бутылку, Юра привстал с матраца, достал из комода две чайные кружки, вытряхнул из одной таракана и молвил:
— Китайщину на закусь будешь? — Наткнувшись на непонимающий взор благоприобретенного соседа, пояснил, поднимая с пола мобильный телефон: — Звоню сейчас китайцам, пусть приволокут закусь…
— Дорого? — напрягся Колдунов.
— Угощаю! — И Юра, набрав необходимый номер, бойко, хотя и с сильным русским акцентом, затрещал по-английски, делая заказ.
Вскоре прибыла закусь: жареная курятина с грибами и брокколи, отварной рис в бумажном пакетике-пирамидке и пластиковые банки с супом.
Выпили за встречу. После Юра поведал, что пребывает в Америке в качестве нелегального иммигранта, в Россию возвращаться не жаждет и вполне удовлетворен своей нынешней работой рекламного шофера.
— Ты думаешь, чего я живу в таком дерьме? — пояснил он Колдунову, обводя углы комнаты. — А все просто: я в Нью-Йорке от силы три-четыре дня обитаю. Вот только вчера из рейса прибыл. А снимать стоящую хату и платить бабки — на хрен не надо. Мне тут только перекантоваться и — вновь за баранку.
