Загадочной фигурой оставался американец, являвший собой важнейшее звено в цепи сбыта продукции, и выход на американца мог обеспечить лишь давно знакомый с ним Колдунов.
Требование Ферапонта к мэру относительно контакта с зарубежным партнером отныне было подкреплено обстоятельствами глубоко объективными, отказ в данной ситуации был попросту невозможен, ибо предстояло выработать долгосрочную совместную программу, а всякого рода колебания и протяжки бесспорно и очевидно являли собой неразбериху в разделе финансов и прямой взаимный убыток.
Объяснять сложившееся положение вещей многомудрому Колдунову не пришлось — мэр по собственной инициативе срочным порядком вызвал заокеанского гостя для проведения на месте актуальнейших деловых переговоров.
Помимо решения насущных задач, связанных с Черногорском, в этом горячем августе Ферапонт стремительно и очень существенно укрепил свои позиции среди криминального мира столицы.
Действовали по накатанной схеме беспредела, — то есть исключительно нагло и безжалостно. На первую же бандитскую разборку за кольцевой автодорогой явились на нескольких машинах с затененными стеклами. Едва подъехали конкуренты и стали вылезать из своих машин, по ним безо всяких предварительных разговоров был открыт шквальный огонь. Далее в дело пошли канистры с бензином, и приехавшей милиции оставили для изучения лишь покоробившиеся остовы автомобильных кузовов и обугленные останки незадачливых конкурентов.
Череда убийств и расправ с соперниками — от их примитивного отстрела до обливания азотной кислотой или же попросту штыковой резни — набирала обороты. Среди исполнителей своей четкостью и безжалостностью особо выделялись Ломакин, Блоцкий и Кнехт.
Именно зтой троице Ферапонт поручил устранение директора московского АОЗТ “Фильтр”.
Фирма представляла собой солидное предприятие, имеющее обширную цепь сигаретных киосков. Упустить возможность получения доходов в полном объеме от столь стабильного и разветвленного бизнеса Ферапонт не собирался.
Акцию провели по стандартной схеме: подъезд, поджидание жертвы на лестничной площадке, выстрел из “ТТ” в голову…
На следующий день “Фильтр” стал безраздельной собственностью банды.
Стремление к монополии утверждалось в сознании Ферапонта как основной мотив всех его дальнейших действий. Но и добычу, и власть приходилось поневоле делить с Урвачевым.
Проделав совместный кровавый путь, знаменовавшийся чередой блистательных криминальных побед, и наконец приблизившись к деньгам поистине огромным, Ферапонт все более и более утверждался во мнении, что Рвач по своим качествам на роль вожака не подходит, и если разложить заслуги по полочкам, то ведущая партия определенно за ним, Ферапонтом. Это он был истинным мотором всех последних крупномасштабных операций, это на его воле и жестокости держалась вся дисциплина, это он упорно и дотошно реализовывал проекты, никогда не упуская из внимания узловых вопросов, а Рвач… Ну ведь пустельга по большому-то счету, хотя язык подвешен и мозги может заморочить самому дьяволу! Но на лидера никак не тянет. Да и вообще романтик! Процесс его больше интересует, а не результат. И своя якобы значимость и всемогущество, а не то, что должно быть первостепенным — капитал. Большой капитал, дающий выход на иную перспективу: уже легальную власть…
И сейчас, видимо, придется делать очевидный выбор: устранить компаньона. Править группировкой должен сильнейший. А сильнейший он — Егор Ферапонтов.
О каких-либо неприятностях с правоохранительными органами думалось вскользь и отстраненно… У него все получалось… А значит, будет получаться и впредь. И сегодняшнюю роскошь бытия, начинавшуюся от личного парка дорогих иномарок и заканчивавшуюся коллекцией трусов от Кардена, он уже расценивал как скучную и обязательную, в общем-то, данность…
Однако врожденная осмотрительность принуждала Ферапонта к прогнозу вероятных пагубных событий, связанных как с происками алчных и вероломных сотоварищей, так и с расследованием его деяний профессиональными правоохранителями в лице РУБОП.
То, что информации о его персоне в данной организации скопилось немало, он был уверен, тем более исподволь спецслужба наносила ему ежемесячный планомерный урон, порой кинжально вырубая целые звенья группировки, но подобраться к нему — жестко анализировавшему любое доказательное начало своего криминального бизнеса, покуда, как он полагал, сыщики, связанные по рукам и ногам законами и давлением сверху, категорически не могли. С другой стороны, ком преступлений ежедневно распухал, следов оставалось все больше и больше, но, главное, выросла целая плеяда компетентных свидетелей-подельников, способных, спасая свою шкуру, дать о нем такой шквал показаний, что, направь этот шквал в нужное русло, непременно и неотвратимо сметет он его в тюремные стены.
Там, в Черногорске, где ключевые властные фигуры были очевидны, понятны и их взаимосвязи и слабости легко поддавались анализу и прогнозу, он чувствовал себя в полнейшей безнаказанности и объективном всесилии, а здесь, в Москве, таились силы грозные и неуправляемые, и если, к примеру, займутся его махинациями и злодеяниями столичные многоопытные сыщики, — умело, хитро и безжалостно раскручивающие каких бы то ни было уголовных авторититов, пощады от этих холодных профессионалов ему не видать. Достанут и в Черногорске! И не пикнет никто! Да тот же Колдунов… И пальцем не пошевельнет… Ему-то что? Пропал Ферапонт, туда бандиту и дорога…
И по недолгому, однако основательному размышлению, принял он решение избавиться от своего ближайшего окружения. Тем паче, отношения с окружением покуда отличались доверительностью и сердечностью, и приближенные — Ломакин, Блоцкий и Кнехт — напрочь не ведали, что стали уже неугодными и опасными в своей независимости и всесторонней информированности как о делах коммерческих, так и откровенно бандитских. А уж что касается разного рода свидетельств, то никто как они не были посвящены в подробности всех этапов пройденного бандой кровавого пути.
В один из вечеров Ферапонт заглянул в гости к Ломакину, проживавшему на съемной московской квартире. Открыла жена.
— Где Сережа? — непринужденно спросил Ферапонт.
— В ванной…
Он вошел в ванную. Глядя в округлившиеся глаза подельничка, до сего момента блаженствовавшего в теплой душистой пене, выстрелил два раза ему в голову. Затем, не изменяя своей пунктуальности в доведении дела до конца, перерезал горло. И по завершении казни, занявшей считанные секунды, вышел в коридор, небрежно объявив вдове убиенного, прекрасно, впрочем, осведомленной о роде занятий муженька:
— Сережа-то, оказывается, умер… — И уже холодно, без паясничества добавил: — В Москве тебе делать нечего, поняла? Срочно сгребайся, поедешь домой в Черногорск. К маме. Любишь мамочку? Тогда попробуй только кому вякнуть…
Женщина лишь затравленно кивнула.
Вещами ушедшего в небытие дружка Ферапонт не побрезговал, вывезя из квартиры музыкальный центр, компьютер, телевизор и видеомагнитофоны.
Мелочишка, но все-таки…
