– Через неделю как огурчик будете, — сказала она.
– Будет с кем прогуляться, — подхватил хирург, снимая резиновые перчатки. — Так, что ли, Татьяна?
– Ну что вы, товарищ майор.
– Бинтуй, рот не разевай. Уж больно ты падкая на красивых парней.
Лежали в одной палате со Славой Фатеевым. Оба по каким-то непонятным медицинским правилам считались легкоранеными. Хотя в Антона угодило три пули калибра 6,35 миллиметра, а у старшины Фатеева была пробита мякоть руки от локтя до плеча. Дня четыре оба лежали с высокой температурой, хирург повторно чистил раны, извлекая волокна ткани от одежды.
Когда встали на ноги и, пошатываясь, вышли покурить на свежий воздух, неожиданно встретили подругу политрука Алю Величко. Она сидела на скамейке, какая-то серая, снулая. Оба невольно уставились на подвернутую штанину.
– Чего растерялись? — усмехнулась медсестра. — Ожидали, что нога у меня отрастет? Что-то не получается.
– Рядом посидим, не возражаешь? — смущенно спросил обычно шустрый Слава Фатеев.
– Садитесь.
Когда стали доставать кисеты с махоркой, Аля вынула из кармана пачку «Эпохи» и протянула ребятам.
– Покурите мои. Все лучше, чем махра.
Несколько минут молчали, затем Аля улыбнулась и спросила:
– Чего молчите? Как там у нас жизнь?
– Помаленьку, — осторожно ответил Фатеев. — Гришу Чеховских убили, а нам вот шкуры подпортили.
– Слышала про ваши подвиги.
– Чего там подвиги, — заскромничал Славка. — Правда, пострелять пришлось. Кинопленки в штаб доставили.
Снова повисло молчание. Аля думала о чем-то своем, оба парня не хотели перебивать ее и чувствовали себя неуютно. Аля Величко считалась самой красивой девушкой в гарнизоне. Говорят, к ней даже подкатывал командир бригады Юшин, но она его отшила и стала встречаться с политруком Николаем Слободой. Жила бы с комбригом при штабе, не угодила бы под пулеметную очередь.
– Тоска, — глядя в сторону, заговорила она. — Как в пустоте. Вы через неделю-другую опять к своим вернетесь. Хоть и несладко там, но в коллективе веселее.
– Да и ты не одна, — растерянно проговорил Славка. — Мы вот сидим, с тобой курим.
– Мы да вы… — передразнила его Аля.
Фатеев понял, что у нее не все благополучно с политруком. Неужели бросил? Но задавать такой вопрос не посмел, стал рассказывать, как преследовали экипаж «Кондора».
– Тертые гады, до последнего держались.
Подошла медсестра Таня, которая ассистировала на операции, и присела рядом с Антоном. Фатеев продолжал рассказывать, а Парфенов в знак доказательства достал из кармана халата маленький никелированный пистолет.
– Раз десять в меня стрелял, но я его все равно достал. Голыми руками.
Таня осторожно погладила ладонь парня, который ей явно нравился, а Фатеев, повертев пустую обойму, вернул пистолет владельцу.
– Красивая штучка, жаль, патронов нет. Впрочем, к нему наши патроны от «коровина» подходят, тот же калибр.
– Подари мне его, — вдруг попросила Аля.
– Нет, это память. В бою добыл.
– Конечно, не отдавай, — поддержал товарища Слава. — Память на всю жизнь.
В принципе Фатеев относился к трофеям равнодушно, но ему не понравился мелькнувший в глазах женщины странный блеск. Бог знает, что у нее на уме. Может, драма любовная и она от отчаяния застрелиться хочет. Аля ни слова не сказала о Николае Слободе, может, он вообще не появляется?
Поговорили еще немного. Аля подхватила костыли и тяжело заковыляла прочь. Когда-то стройная и красивая, она по-старушечьи сгорбилась, и во всем ее облике угадывалась безнадежность и равнодушие к жизни. В таком состоянии ничего не стоит пустить пулю в висок.
Фатеев насчет Николая ошибался. За месяц, который Аля провела здесь, политрук приезжал к ней три раза. Но дело не в количестве визитов, их отношения безнадежно ломались. Когда-то неподдельные глубокие чувства, восхищение своей красивой подругой сменились на жалость. Аля видела, общение с ней тяготит Николая, он словно чувствовал за собой какую-то вину.
Рана заживала плохо. Первая операция закончилась неудачно, сделали вторую, укоротив ногу почти до колена. Нервный срыв и бесконечные мысли о своей неполноценности доводили ее при каждой встрече с Николаем до истерики.
– Иди, ищи себе молодую, стройную, а калека зачем тебе нужна?
Когда Николай уходил, она рассматривала в зеркало морщины на лице, появившиеся седые волосы и впалые ключицы. Есть люди, способные пережить самые тяжкие испытания, другим такая способность не дана.
Аля Величко была хорошим, душевным человеком. Ее не испортило даже то, что с пятнадцати лет она пользовалась нешуточным вниманием не только сверстников, но и видных мужчин. В десятом классе Алю уговаривал выйти замуж и обещал бросить жену блестящий капитан первого ранга, командир корабля. Господи, как много вместили в себя ее двадцать четыре года! И вот все кончилось.
Однажды приехал командир бригады Юшин, когда-то упорно добивавшийся близости и признававшийся в любви. Привез туго набитый вещмешок и перечислял, загибая пальцы:
– Сгущенка, коньяк, шоколад, сосиски в банках, папиросы… Даже яблок у союзников добыл. Кушай, поправляйся.
– Спасибо, товарищ капитан второго ранга, — равнодушно ответила Аля.
То ли от присущего ему солдафонства или не слишком глубокого ума (был он выпивши) вдруг начал выговаривать Але:
– Побрезговала мной, мол, старый да некрасивый. Я ведь ради тебя на все готов был, а ты мне в душу плюнула, ушла к своему красавчику Кольке Слободе. Думаешь, нужна ты ему сейчас? Жила бы при штабе, в лейтенантах, ходила на обеих своих ногах. А сейчас расхлебываешь собственную дурь.
– Идите, товарищ капитан, проспитесь, — устало проговорила Аля. — И мешок свой заберите.
– Ты не командуй, — начал было кипятиться Юшин. — Я тебе добра хочу, к медали представил, инвалидность оформляют, а ты…
– Пошел к черту!
Медсестра Таня, услышав из коридора повышенные голоса, кое-как утащила Юшина, выговаривая на ходу:
– Постыдитесь. Женщина так страдает, а вы со своими претензиями лезете. Уезжайте.
– Сейчас уеду, — бормотал, приходя в себя, командир бригады… — Я ей хороших продуктов привез, могу лекарства достать, какие нужно.
– Ничего не надо. Уезжайте.
У Али Величко был твердый характер. Она не дотронулась до вещмешка. Не выдержали девки, соседки по палате:
– Пропадут же яблоки. Мы откроем?
