Играть в кошки-мышки со старым тральщиком не хотелось, но и уходить, не дождавшись, пока затонет транспорт, тоже нежелательно.
– Торпедируем русских, — отдал команду капитан.
Покончить одним ударом с тральщиком, а затем добить транспорт. И все это как можно быстрее. На обоих судах — и американском и русском — радисты посылают сигналы о помощи, надо торопиться. Но торпеда прошла мимо тральщика. Выпустить еще одну? Жалко. Скорее всего, предстоит потратить одну или две торпеды, чтобы быстрее добить транспорт. С чем тогда продолжать охоту? С одними пушками и двумя-тремя оставшимися торпедами?
Капитан внезапно изменил решение. Не обращая внимания на тральщик, пошел на полном ходу к горящему транспорту, с расстояния мили ударил торпедой в кормовую часть. Есть! Транспорт заваливался на бок, огонь бил из пробоин. Но, увлекшись большим транспортом, капитан недооценил русский тральщик. Пришлось нырять поглубже и сразу глушить двигатель.
Глубинная бомба рванула в стороне, следующие ближе, еще ближе. Лодку встряхивало раз за разом. На несколько минут все затихло, затем акустик доложил, что тральщик возвращается. Глубина в этом месте была небольшая, и бомбы представляли смертельную опасность. Даже если какая-то взорвется под брюхом, неизвестно, выдержит ли корпус.
– Всплытие!
Лучше покончить со старым тральщиком наверху, чем ждать, пока он вывалит в тебя весь боезапас и раздавит, как мышь, каблуком. Преимущество в артиллерии было на стороне подводников. Носовое орудие калибра 88-миллиметров без труда проломит борт и сразу несколько переборок. Зенитный 37-миллиметровый автомат бьет со скоростью полсотни выстрелов в минуту.
Из артиллерийского вооружения тральщика «Алмаз» серьезную опасность для подводной лодки представляла лишь трехдюймовая пушка, а «сорокапятки» в лучшем случае могли сбить перископ или нанести урон палубной команде.
Но как бы стремительно ни выскакивала на поверхность лодка, первые выстрелы оставались за тральщиком. Трехдюймовый снаряд прошел в трех метрах над рубкой. Попал в цель лишь небольшой снаряд калибра 45 миллиметров, выбил фонтан искр и с воем отрикошетил от брони.
Расчет 88-миллиметровки торопить не приходилось, все движения были выверены. Затвор с лязгом подал в ствол тяжелый снаряд. Тральщик снова опередил подводников. Трехдюймовая бронебойная болванка пробила рубку немного ниже люка, удар встряхнул лодку, запахло жженым металлом.
Но ответный выстрел 88-миллиметровки был сокрушительный. Фугасный снаряд разнес капитанскую рубку, в разные стороны полетели скрученные куски металла и человеческих тел. Мгновенно погибли капитан, его помощник и рулевой. Сорвало и переломило надвое спасательную шлюпку, под ее обломками ворочался тяжело раненный матрос.
Немец ошибался, когда говорил, что возле легких зениток топчутся бабы в валенках. Расчеты «сорокапяток» состояли из молодых парней. Они уже схватывались с самолетами противника, а сейчас посылали снаряд за снарядом в огромную стальную тушу.
– Не берет, — пожаловался один из них, в толстом вязаном свитере.
В ту же секунду тяжелый снаряд пробил насквозь корпус тральщика, на выходе образовалась двухметровая дыра. Трехдюймовка на несколько минут замолкла. Немецкий снаряд перекосил щит, ствол опустился, но расчет сумел выправить прицел и врезал бронебойную болванку в лоснящийся корпус. Не пробил его, но вышиб какие-то клепки, повредил электроосвещение. Командир расчета, главстаршина, зло хохотнул, понял, что попадание было удачным.
– Мы тебя допечем! — погрозил он кулаком. — Беглый огонь бронебойными!
– Есть беглый, — весело откликнулся наводчик.
Скорострельные «сорокапятки» посылали снаряды вдвое быстрее, многие попадали в цель, рикошетили, каждый удар отдавался зловещим звоном. Из-под расшатанных клепок сочилась вода.
На мелкие «сорокапятки» немцы внимания не обращали. Орудие главного калибра и зенитный автомат скрестили прицелы на отважной трехдюймовке — она являлась главной угрозой для лодки.
Трасса зенитного автомата разбилась о щит орудия, разбросав веер мелких осколков. Наводчика ударило лицом о прицел, из носа и разбитого рта текла кровь. Он с руганью поправил прицел и выпустил очередную бронебойную болванку.
Два зенитных снаряда взорвались рядом, наводчика хлестнуло градом осколков, он свалился рядом с орудием. Его мгновенно оттащили, к прицелу встал командир орудия, тоже получивший несколько осколков. Краснофлотца, спешившего со снарядом к орудию, пробило прямым попаданием. Из страшного отверстия хлынула кровь, артиллерист упал на палубу, сжимая мертвыми руками снаряд.
Но и немцы несли потери. Скорострельные «сорокапятки» сбросили с площадки возле носового орудия сразу двоих комендоров. Один мгновенно исчез в прозрачной ледяной воде, другой тянул руку за помощью. Но лодка не стояла на месте, а очередной снаряд с тральщика ударил в тумбу и рикошетом оторвал руку командиру орудия.
Тральщик был обречен. В него попало уже несколько тяжелых фугасов и не менее трех десятков мелких, но смертельно жалящих зенитных снарядов. В огромную пробоину на уровне ватерлинии с ревом хлестала вода, крен судна увеличивался на глазах. В глубине корабля горела солярка, в дыму задыхался контуженный механик. Один из помощников был мертв, второй с трудом поддерживал работу перегревшегося двигателя. Механик по звуку угадал, что через несколько минут двигатель заклинит и, тяжело дыша, приказал парню:
– Выбирайся наверх.
– А вы, дядя Игнат?
– Что я? По трапу ты меня не вытащишь.
«Дяде Игнату» исполнилось весной двадцать семь лет, тогда в его семье родился второй ребенок. Вода, покрытая масляной пленкой, заливала машинное отделение. Тральщик вздрагивал от попаданий тяжелых снарядов. Механик мучительно тосковал о семье, пытаясь найти хоть какую-то возможность спастись. Если только помощник приведет сюда одного-двух человек, то вместе они смогут вытащить его по трапу.
– Иди, может, приведешь кого-нибудь.
– Я щас, — обрадовался помощник, карабкаясь вверх по крутому трапу.
Наверху творилось невообразимое. Носовую мачту с корзиной для наблюдателя перебило у основания, она волочилась вслед за кораблем, удерживаемая растяжками и проводами. Рубку разнесло вдребезги, изрешетило и смяло трубу. Одна шлюпка была разбита, другую спускали на воду. На покосившейся пулеметной площадке возле спаренного «максима» лежало мертвое тело. Матрос, залитый кровью, с оторванной ногой, тянулся руками к помощнику машиниста. Наверное, он просил о помощи, но изо рта вырывалось лишь мычание. Еще два трупа лежали возле разбитой «сорокапятки».
Трехдюймовку вместе с тумбой сковырнуло на палубу, массивный ствол погнуло, как спичку. Возле дыры в палубе лежали исковерканные тела артиллеристов.
– Чего застыл? — окликнули парня. — Не видишь, что тонем. Помоги плот сбросить.
