Рулевой, обросший за время похода бородой, обливался потом. Старший офицер замер у него за спиной, чувствуя, как струйки пота тоже стекают под легким кителем. Капитан оставался спокойным, но никто не знал, как дается ему это спокойствие и четкие команды. Скрип троса прекратился.
– Выходим в море, — прошептал старший офицер. — Пронесло.
А наверху, на «Касатке», самый зоркий из саперов разглядел в глубине огромную тень и закричал:
– Товарищ лейтенант, лодка приближается.
Сторожевик, повинуясь команде сапера, шел, увеличивая скорость, на перехват подлодки. За борт полетела одна и вторая глубинная бомба. Будько дал полный ход. Глубина была небольшой, взрывная волна могла утопить «Касатку».
Два бугра мутной воды, смешанной с водорослями, поднялись за кормой сейнера, который именовался сторожевиком. От мощных ударов разошлись дубовые доски, в щели хлынула вода.
Одного из механиков ударило головой о трубу охлаждения, он свалился замертво. Выкинуло за борт сапера, он исчез в бурлящей воде.
Расчет «сорокапятки» раскидало по сторонам, комендор, со сломанными руками, ворочался на палубе. Сорвавшаяся спасательная шлюпка упала на палубу, придавив контуженного матроса. В рубке вышибло стекла, осколки врезались в лицо капитану, кровь заливала глаза. Будько приказал матросу:
– Бери руль!
Голос звучал шепеляво. Осколок толстого стекла пробил щеку и вонзился в язык. Ефрем Васильевич с усилием выдернул осколок. Изо рта хлынула кровь, он бессильно привалился к стене рубки.
Но и лодке досталось крепко. От сильного сотрясения разошлись швы на заплате, в рубку хлынула вода. Погас свет, запахло гарью. Когда включили аварийное освещение, капитан увидел лежавшего без сознания старшего офицера, а через расшатанные клепки тонкими струйками также пробивалась вода.
– Срочное всплытие!
Немецкие подводники, хоть и оглушенные взрывом, действовали быстро. Лодка буквально выпрыгнула из воды, подняв фонтан брызг. Огромная шестидесятиметровая туша покачивалась в сотне метров от «Касатки». Никто из матросов сторожевика не наблюдал раньше такого зрелища, оно невольно сковывало людей, внушая растерянность и страх. Лодка, не обращая внимания на избитую «Касатку», понемногу набирала ход. Наверх выскакивала палубная команда.
Первым опомнился лейтенант Веселков и встал к орудию. Оно было заряжено, бронебойный снаряд врезался с перелетом в воду. Заряжающий, с ободранным в кровь лицом, подал в казенник новый снаряд.
– Эй, на пулемете, вести беглый огонь! — крикнул Веселков.
Снаряд отрикошетил от бронированной палубы субмарины. Артиллеристы подлодки разворачивали кормовой зенитный автомат. Шестисотграммовые снаряды калибра 37-миллиметров могли с легкостью пробить борт сторожевика. Достаточно нескольких удачных попаданий, чтобы пустить «Касатку» ко дну.
Артиллеристов возле автомата защищал лишь невысокий барбет, а пулеметчики сторожевика знали свое дело. Пули шли ровными очередями по 8–10 штук. Сначала щелкали о верхний край барбета, высекая искры, затем отыскали цель. Один из зенитчиков свалился, другой торопился затолкать в приемник массивную обойму на шесть снарядов. Пуля пробила ему плечо, еще одна продырявила гильзу снаряда.
– Подавай фугасный, — кричал Веселков.
Автомат сделал два торопливых выстрела, третий снаряд с разорванной гильзой заклинило. Это на какое-то время продлило жизнь «Касатки». Пока зенитчики выбивали из казенника застрявший снаряд, Веселков успел сделать пять или шесть выстрелов. Не слишком толстый барбет разворотило в двух местах, ранило артиллеристов, но они успели заменить обойму и выпустить ее.
Снаряд продырявил и смял трубу, другой прошил борт и взорвался в трюме, откуда выбились языки пламени. Раненый капитан пытался командовать:
– Пожарная тревога…
Трудно было разобрать бессвязные слова, но двое моряков уже разматывали шланг и включали электромотор. Зенитчики на подлодке загоняли в казенник третью обойму, когда фугасный снаряд, пробив барбет, взорвался, перекосив длинный ствол пушки. Комендор с разорванным животом отползал прочь.
Капитан подлодки, занятый ремонтом пробоины в рубке, наконец обратил внимание на неуклюжий сторожевик. Очередной снаряд взорвался метрах в десяти. Доложили: выведен из строя зенитный автомат, два артиллериста погибли, один тяжело ранен. Смерть моряков, каждого из которых он отбирал лично, знал все об их семьях, невестах, привычках, заставила капитана болезненно прикусить губу. Носовая 88-миллиметровка не могла вести огонь, русская калоша находилась позади, за рубкой.
– Поворот на тридцать градусов. Добейте корыто!
Когда Веселков увидел направленный на него ствол тяжелого орудия, он понял: наступают последние минуты. Чувство долга заставляло его делать новые выстрелы. Один из снарядов ударил в рубку подводной лодки, высек сноп искр и сбросил сварщика.
И тут же последовал ответ. Фугас весом десять килограммов врезался в борт, взрыв разметал дубовые доски, проломил палубу. Волны устремились в огромную пробоину в борту. Затем настала очередь рубки. Ее смяло, раскидало по частям, капитан Ефрем Васильевич Будько так и остался лежать, пробитый осколками, рядом с исковерканным телом рулевого.
«Касатка» тонула. Веселков скомандовал:
– Сбросить спасательные плоты и покинуть корабль.
Заряжающий протягивал ему очередной снаряд. В голове мелькнуло: надо уходить, нельзя медлить. Как и другие, Костя Веселков хотел жить. Ладно, пошлем фрицам последний привет, это займет несколько секунд. В воду уже летели измочаленные осколками пробковые плоты, а эти секунды оказались для лейтенанта Веселкова смертельными.
«Сорокапятка» звонко ударила, посылая фугас. В тот же момент палуба под ногами лейтенанта поднялась дыбом. Тело лейтенанта с оторванными ногами сбросило в воду, пушку сорвало с тумбы. Заряжающий, зажимая уши, из которых текла кровь, шагнул с борта в море, которое плескалось на уровне палубы.
Его подобрали на плот и торопливо заработали веслами, удаляясь от тонущей «Касатки». Она уходила под воду тяжелой кормой вниз. В водовороте крутились деревянные обломки, мелькнуло грузное тело капитана в неизменном кителе, затем все исчезло в огромной воронке.
С подлодки еще дважды ударила пушка, перевернула один из плотов, убив и контузив несколько человек, но времени для расправы с остальными у рыжебородого капитана не оставалось. Заплата и клепки пропускали воду, предстояло уходить надводным ходом со скоростью не более восьми узлов. Небо ясное, и встреча с русским самолетом не принесет ничего хорошего. Зенитный автомат вышел из строя, пулеметов нет, а громоздкая 88-миллиметровка не самое эффективное оружие против пикирующих бомбардировщиков.
Скорее бы наступала темнота! Но дни были еще длинные, а ночи светлые. Занятые ремонтом матросы напряженно вслушивались, кто-то молился. Рыжебородый капитан, в возрасте двадцати четырех лет, выпил со старшим офицером по несколько стаканчиков коньяка. Команде налили рома.
