Артиллерия поработала хорошо. Бревенчатый дзот, откуда вел огонь крупнокалиберный пулемет, обвалился. Бронеколпак неподалеку вывернуло из земли взрывом гаубичного снаряда. Боковую броню вмяло, змеилась трещина с палец шириной. Из заклинившей дверцы торчала рука. Братья-славяне, видно, пытались залезть внутрь в поисках трофеев. Однако массивная полуторадюймовая дверца не поддалась, а бронированный колпак, похожий на срезанное крупное яйцо, стал гробом для пулеметного расчета.
В роте Чапаева почти не осталось знакомых лиц, а новый командир, глянув на меня, рассеянно спросил:
— А… а, снайпер?
— Так точно.
— Наблюдайте за фрицами. У меня бинокль разбило, а другой оптики в роте нет.
— Вести огонь можно?
Старший лейтенант, занимавший раньше штабную должность, поморщился. Моя затея ему не понравилась.
— Оно тебе надо? Люди всю ночь не спали, а скоро снова наступать. Пусть отдохнут.
И я стал наблюдать. В мае сорок третьего, после «коренного перелома» под Сталинградом, немцы чувствовали себя еще очень уверенно. Пулеметчики развлекались, добивая раненых на нейтралке. Били с большой точностью из пулеметов короткими очередями. Но даже короткий треск скорострельного МГ-42 вмещал в себя 8-10 пуль, идущих пучком. Те, кто пытался уползти, погибали один за другим. Некоторые, спрятавшись в воронках, звали на помощь. Подошел комсорг полка, молодой лейтенант, присланный в батальон для моральной поддержки, и попытался выдернуть винтовку. Я его оттолкнул. Лейтенант, хорошо выпивший, обозвал меня трусом и снял с плеча трофейный автомат МП-40.
— Брось баловаться. Он прицельно на сто шагов бьет, а до фрицев семьсот метров, — сказал я.
— Чего сам тогда не стреляешь? У тебя же снайперская винтовка.
— Далеко. И командир роты запретил.
— Командир запретил! А там раненых добивают.
Спор разрешили наши солдаты. Не выдержав, ударили по немецким пулеметчикам из «максима», захлопали винтовочные выстрелы. В такой ситуации я тоже не мог остаться в стороне. Тщательно целясь, выпустил обойму. Один раз попал наверняка, насчет остальных пуль не уверен. Как водится, нам ответили из минометов, снова началась кутерьма. Ближе к обеду разносили водку, сухари, даже копченую колбасу. Значит, атака.
На этот раз, кроме артиллерии, нас хорошо поддержали штурмовики Ил-2. Девятка массивных остроносых самолетов с ревом пронеслась над головами и с малой высоты обрушилась на траншеи второй линии. Все заволокло дымом, атака началась сразу, едва штурмовики стали набирать высоту. Авиация сделала свое дело грамотно, вложив в цель бомбы, ракеты, прострочив все из пушек и пулеметов.
Однако траншеи немцы добровольно оставлять не хотели, видимо, действовал жесткий приказ держаться до последнего. Обозленная большими потерями, расстрелом раненых, хорошо хватившая водки, наша пехота выбила фрицев. Первый раз за все время я видел, как драпают немцы. Офицеры сумели на какое-то время прекратить беспорядочный отход. Морозов с командирами рот, удержав солдат от преследования, организовали прицельный огонь из всех пулеметов, в том числе двух-трех трофейных.
Теперь расстреливали фрицев. Стоял сплошной треск Я тоже выпускал пулю за пулей, выцеливая пулеметчиков в воронках. Комсорг полка, опустошив все магазины к МП-40, подобрал винтовку и бегло стрелял в белый свет, как в копеечку. Зато громко кричал, подбадривая всех. Потом снова продвигались вперед, пока не уткнулись в небольшой поселок. Его приказали брать на рассвете, так как отстала артиллерия и тылы. Кроме того, опасались танковой атаки. Поговорили с комбатом Морозовым. Возбужденный успешным наступлением, он хлопнул меня по спине и спросил, сколько немцев имею на счету.
— Двадцать с чем-то. И в 1311-м полку двадцать восемь итальянцев. Все подтвержденные.
— Про итальянцев забудь. Макаронники они и есть макаронники. А за фрицев готовь дырку для ордена. Чапаев тебя хвалил. Корреспондент из дивизионки тобой интересовался. Вот поселок возьмем, дашь ему интервью. Расскажешь, как мы фашистов бьем. Есть чем похвалиться.
Занятый множеством дел, капитан Морозов разговаривал со мной минут десять. Кроме ордена, обещал также дать направление на офицерские курсы.
— Образование подходит, боевой опыт имеется. Вернешься месяца через четыре младшим лейтенантом. К себе в батальон возьму. Покомандуешь взводом, глядишь, на роту двину.
Словоохотливым и возбужденным был в тот день наш комбат. После весенних неудач, бросков взад-вперед под немецким огнем и огромных потерь полк прорвал наконец оборону. Впереди рисовались радужные перспективы. Наверное, капитан Морозов забыл правило — не загадывать далеко вперед на войне.
Глава 9.
СНОВА ГОСПИТАЛЬ. ГОДЕН К НЕСТРОЕВОЙ
За ночь фрицы успели сжечь половину поселка. Наступление продолжили еще до рассвета, горящие дома и сараи освещали подходы и улицы. Думаю, что, не надеясь удержать поселок, немцы оставили лишь заслон, который должен был исчезнуть следом за отходящими войсками. Но рота автоматчиков и разведрота, обойдя поселок с тыла, забросали гранатами и расстреляли два легких бронетранспортера и десяток грузовиков.
Заслон, сотни полторы фрицев, оставшись без транспорта, заняли круговую оборону. Завязался уличный бой. На помощь окруженным бросили танки, пять или шесть штук. Подоспевшая артиллерия отогнала их, а тяжелый Т-4, обвешанный листами брони, остался гореть посреди дороги. Пехота теснила немцев, сжимая кольцо окружения. Теперь жгли постройки наши огнеметчики, выкуривая фрицев из укрепленных подвалов.
Ближний бой — жестокая и страшная штука. В одном месте на улицу выскакивали один за другим попавшие под огнемет немцы, кувыркались, срывали куртки, пытаясь сбить пламя. На другой улице из большого каменного дома вышли несколько солдат с белой тряпкой. По ним ударили свои же камрады (возможно, эсэсовцы), наши добавили. Все они остались лежать кучкой на деревенской улице.
Уже рассвело, ветер гнал густой дым. Искры многочисленных пожаров поднимали вверх прошлогоднюю листву, которая вспыхивала и падала горячими хлопьями. Эсэсовцы в серых полевых мундирах выделялись лишь молниями на правой петлице. Я сумел снять одного, который стрелял из автомата, высунувшись по пояс из выбитого окна на втором этаже. Ничего не скажешь, смелый оказался фриц. Я попал ему в грудь, и он исчез в проеме.
Огнеметчики пытались поджечь дом, но их близко не подпускали. Сержант с массивным двойным баллоном на плече и огнеметом, похожим на укороченную винтовку с толстым стволом, крикнул на ходу:
— Прикрой, снайпер!
Он сумел подойти ближе, выпустил заряд шипящего огня и тут же получил пулю в баллон. Горючая смесь не взорвалась, но огонь побежал по брезентовой куртке. Сержант, опытный вояка, сбросил со спины баллоны и сумел отбежать. Куртку помогли сорвать бойцы.
— Пушку надо! — кричали несколько голосов.
— Их с налету не возьмешь.
