– Масло оружейное. Вот тебе и погребок. Судя по тому, как потолок закопчен, долго здесь жили. Может, зимовали.
– Тяжкая жизнь, – заметил Николай. – Ослепнешь как крот через неделю.
– Живут. Зато без собак черта с два найдешь, – продолжая копаться в мешке, отозвался лейтенант. – Обитатели совсем недавно нору покинули. Может, нас услыхали.
Схрон взорвали зарядом тола, предварительно вытащив керосин, хотя вряд ли в этом сыром месте мог случиться пожар. Еще одну нору обнаружили у подножия склона. Оттуда вылез мужчина лет тридцати в вязаной свитке и шинели. Под нарами обнаружили старую, хорошо смазанную винтовку и обоймы к ней.
Особисты коротко допросили мужчину. Тот тряс головой, то ли был контужен, то ли притворялся. Что-то быстро говорил по-украински, глотая слова. Лейтенант, не церемонясь, отвесил ему затрещину.
– Хватит театр устраивать. Где остальные?
– Ушли.
И снова забормотал бессвязное, хотя глаза косили на лейтенанта изучающе и настороженно. Особисты подозвали Андрея Щербакова.
– Знакомая физиономия? Его среди нападавших не было?
– Я толком лиц не разглядел. Близко боялись приближаться. А подранил одного крепко, следы крови нашли.
– Эй, самостийник, куда раненого спрятали?
– Не маю. Какой раненый?
Получил еще затрещину.
– В камере не так запоешь. Все вспомнишь, – пообещали ему.
В глазах задержанного плескались ненависть и страх. Несомненно, он боялся. Но еще больше опасался сказать лишнее. Свои не только его, но и родню не пощадят. Развесят, как елочные игрушки на любом дереве – противоборство идет жестокое. Женщины и братья как заложники ответят за предательство «борца за свободу».
Вышли к небольшому хутору, где с такой же тщательностью проверили дома, подвалы, сараи. Жители, десятка два человек, на вопросы отвечали односложно, отмалчивались.
– Кто-нибудь знает этого человека? – спросил старший лейтенант из особого отдела.
– Не знаем, – покачали головой сразу несколько мужчин.
Женщины отмалчивались. Смотрели на советских бойцов и командиров настороженно, боялись, что заберут мужчин.
– Конечно, не знаете, – усмехнулся старший лейтенант. – Схрон в километре от хутора вырыт, а еду им с неба сбрасывали.
– Может, пан капитан, ваши солдаты проголодались или пить хотят?
Молодая женщина смотрела на старшего лейтенанта с такой же усмешкой. Была она красива, хорошо сложена и цену себе знала. Старший лейтенант резко ответил:
– Есть мы ничего не будем. А то поднимете шум до небес – грабят вас тут.
– Пан офицер неправ.
– Ладно, помолчи. Не тронем мы никого. А воды холодной принесите, день жаркий.
* * *
Спустя несколько дней начальник заставы поехал по делам в стрелковый батальон, который в случае чрезвычайной ситуации обеспечивал оборону на его участке. Увиденное подействовало на Журавлева удручающе.
В отличие от хорошо подготовленных, строго соблюдавших дисциплину пограничников, бойцы выглядели расхлябанно: мятая форма, кое-как закрученные обмотки, грязные ботинки.
Сержант, начальник поста, который пропускал повозку, вяло козырнул, а на вопрос, где находится командир батальона, пожал плечами.
– Товарищ комбат передо мной не отчитывается. Спросите у дежурного.
Где находится дежурный, Журавлев спрашивать не стал, а с минуту внимательно смотрел на сержанта. Тот поежился, встал ровнее и застегнул верхнюю пуговицу на воротнике. Толкнул помощника, щуплого, мелкого ростом красноармейца в гимнастерке до колен.
– Трогай, – скомандовал Журавлев ездовому.
Бойцы ковырялись в земле, рыли окопы, оборудовали землянки. Заспанный комбат Зимин вылез из блиндажа, поздоровался с начальником заставы за руку. Они были немного знакомы, встречались на совещаниях в отряде.
– Вчера в полку допоздна задержался, – объяснил капитан Зимин. – Вот и проспал маненько.
Комбат был мужик простой. С ним можно обсуждать вопросы взаимодействия, не кивая на высокое начальство. Но эта простота Журавлева сейчас раздражала. Батальон выдвинут к границе, считай на передовую линию, а выглядит, как цыганский табор.
– Чайку попьешь? – спросил комбат.
– Спасибо. Если попозже. Укрепления у тебя слабоватые.
– Сильные на старой границе остались. Там и доты имелись и блиндажи, а здесь все своими руками делаем. Спасибо Кондратьеву, специалистов иногда присылает.
Журавлев и его застава, хоть и принадлежали к другому ведомству, но знали, что по приказу наркома обороны еще с мая началось сосредоточение частей Красной Армии ближе к западной границе, как противовес скоплению немецких войск. По этому поводу начальник отряда Платонов в узком кругу язвительно заметил, что идет это сосредоточение ни шатко ни валко и, дай бог, если к осени завершится.
– Никто не спешит. Покой, тишина, с Германией пакт о ненападении. Чего беспокоиться?
Молодой энергичный начальник пограничного отряда, не терпевший медлительности, был прав. Из стрелковой дивизии, которая передислоцировалась в зону ответственности отряда, выдвинулись к границе лишь один полк и часть артиллерии. Штаб застрял в отдалении, непонятно где.
Теперь Журавлев увидел, как разворачивается батальон, и не удержался от вопроса комбату:
– Слушай, тебе артиллерия хоть придана?
– Обещают. Батарею полковых трехдюймовок. Мне и минометы положены, да и звание очередное полгода идет – не дойдет. Все в капитанах хожу.
– Получишь ты майора, – обнадежил его Журавлев. – Но мне интереснее, если бы ты артиллерию хоть какую-нибудь получил.
– Я тоже не против. Не дают пока.
– Так что у тебя имеется?
Григорий Пантелеевич Зимин, воевавший в Финляндии, перечислял, загибая отмороженные под городом Сортавала пальцы. На шее виднелся лиловый бугорчатый шрам от минометного осколка.
– Три стрелковые роты, саперный взвод, пулеметный взвод. Артиллерию обещают.
– А минометы?
Зимин невольно тронул пальцами шрам и сообщил, что минометов пока тоже нет и вряд ли предвидятся.
– Жаль. Говорят, эффективная штука.
– Их маршал Кулик не любит. Трубы самоварные и ничего больше. Но нам туго приходилось, когда финны начинали сверху мины сыпать. Их немцы в достатке снабдили. Зато у нас пушки восьмидюймовые имелись. Полк или два перед укреплениями угробим, подтягивают орудия на тракторах. Снаряды краном подавали. Постреляют часок, опять в атаку идем. А финны из минометов с запасных позиций пачками мины сыпят. Пулеметы из подземных бункеров жару добавляют. Эх, славно повоевали.
