Истребитель и не думал спасаться бегством. Развернувшись, пилот занял выгодную позицию для стрельбы и встретил «мессеров» длинной трескучей очередью.
Головной «мессершмитт», не ожидавший лобовой атаки, опасно сблизился со скорострельными пулеметами «чайки». Несколько пуль выбили искры из дюралевого корпуса «мессершмитта», ударили в лобовое стекло, хоть и не пробили его.
Но «мессер» вильнул, ушел в сторону, и это вызвало восторженные крики бойцов.
– Кишка тонка!
– Бежишь от наших!
Но азартные крики быстро смолкли. Второй «мессершмитт» тоже пронесся мимо, не вступая в лобовой поединок, а через считаные минуты оба немецких самолета атаковали «чайку», обойдя ее на вираже.
Отважный ястребок был обречен. Снаряды калибра 20 миллиметров продырявили корпус, вывернуло одно из крыльев. Второй «мессершмитт» ударил сразу из двух пушек и двух пулеметов, развалив корпус на части.
Проследив за падением погибшего пилота и обломков «чайки», Зелинский сказал, снимая фуражку:
– Может, он нас искал, чтобы связь наладить.
Двое бойцов, гадавших, сколько продержится их часть, посмотрели на замполита с удивлением. Или он ничего не понял, или привык языком что ни попадя молоть? Какая связь, какие поиски? Таких ощипанных групп десятки и сотни по лесам выбираются.
Если бы пропавшую танковую бригаду искали или штаб корпуса, тогда бы понятно. А про эти остатки полков и батальонов никто уже и не помнит. Списали на вероломное нападение.
* * *
Вернулись разведчики. Две группы добрались благополучно, третья потеряла четверых бойцов. Сержант-пограничник с перевязанной ладонью доложил, что на лесной дороге их обстреляли бандеровцы из ручного пулемета и винтовок.
– Из нашего «дегтяря» метров с восьмидесяти врезали. Группа немаленькая, человек десять. Форма какая-то новая, кители, трезубцы на шапках и на рукаве. Поперли дуром, хотели всех перебить. Я по ним диск выпустил, а напарник гранату бросил. Одного свалили, кого-то ранили, а нам отходить пришлось.
– Что на дороге видели?
– Ничего хорошего. Грузовики сгоревшие, танк перевернутый. Гаубицы, штук шесть, стоят, вроде целые, никому не нужны. И штабеля со снарядными ящиками.
– И погибшие красноармейцы, – добавил второй разведчик.
– Тоже бандеровцы поработали? – спросил Зелинский.
– Ну что вы, товарищ политрук. Их сотни лежат. Немцы наступали. Распухшие, воронами поклеванные, без оружия, а вот обувь, наверное, местные сняли.
– Сотни, – недоверчиво покрутил головой Зелинский. – Вас послушать, полки разгромленные лежат.
– Ну, это вам судить, – недовольно буркнул сержант. – Мы доложили что есть. И четверых товарищей в бою потеряли.
– Осторожнее надо, – только и нашел, что ответить, политрук, который в разведку отродясь не ходил и мало представлял рискованную работу разведывательных групп, где слово «осторожно» часто граничит с нерешительностью и даже трусостью.
Две другие группы благополучно исследовали возможный маршрут движения километров на пятнадцать вперед. Хороших новостей они также не принесли. Наступления Красной Армии нигде не наблюдалось. Порой раздавалась отдаленная перестрелка, но, скорее всего, прорывались из окружения на восток такие же группы.
Единственное, что слегка поднимало настроение, разведчики из двух групп видели следы боев, несколько сгоревших немецких танков и автомашин. В одном месте наткнулись на немецкое кладбище – с полсотни березовых крестов, аккуратные таблички и надетые сверху каски.
Тем временем проснулись Федор Кондратьев и Николай Мальцев. Подрыв вражеского танка не прошел для них бесследно, оба еще не отошли от контузии, но стали собираться к себе.
– Может, поедите сначала? – спросила медсестра Ольга Голубева.
Оба дружно кивнули. Досталось по несколько ложек жидкой каши с волокнами тушенки и кружке горячего чая. Пришла военврач Руденко, курила, глядя на обоих бойцов (больше на Кондратьева). Предложила:
– Ты, лейтенант, мог бы еще отлежаться, крепко тебя приложило.
– Меня Федором зовут, – отставив пустую кружку, сказал Кондратьев. – А моего дружка Николаем. Оба один танк взрывали, но не слишком рассчитали.
– Наслышаны, – кивнула медсестра. – Если бы не вы, понаделал бы он делов.
Глаза военврача снова встретились с глазами Кондратьева. Федор кашлянул.
– Хорошо тут у вас, но треба до хаты.
– Выберешь время, зайдешь. Глянем еще раз твою голову, – сказала вслед Наталья Викторовна.
Мальцев заметил:
– Федор Пантелеевич, а на тебя врачиха глаз положила. Точно скажу.
– Красивая баба, – помедлив, отозвался Кондратьев. – Только какая тут любовь? Скоро опять двинем. Всю ночь идти, да и днем тоже. Быстро наши убегают, не догнать.
Рота Журавлева чистила оружие, подсчитывала патроны. Запас после ожесточенного ночного боя был скудный. Неполная лента к «максиму», по полтора диска к двум пулеметам «дегтярева», к винтовкам по три-четыре обоймы. Автоматы ППШ и ППД, гордость заставы, были практически пустые. Они хорошо помогли в ближнем ночном бою, но сейчас к ним оставались считаные патроны.
Кое-кто разжился ночью трофейными автоматами МП-40, но запасных магазинов к ним имелось всего несколько штук.
– На один бой, – подвел итог Журавлев. – Хорошо хоть гранат немного осталось.
Кондратьев раздавал опытным бойцам бруски тола. Одиночные и скрепленные по несколько штук, с обрезками бикфордова шнура.
– Толку с них немного, – признавался капитан. – Мы оставили кусочки шнура на десять секунд горения, но пока подождешь, да расчухаешься, танк или броневик тебя уже снесет. А раньше времени подожжешь – сам взорвешься к чертовой матери. Один прок, что шуму много.
– Но танк вы все же подорвали, – говорили Кондратьеву.
– С горем пополам, – отмахивался капитан, не любивший хвалиться и не терпевший пустую болтовню. – Вон политрук раззвонил, растрещал, как мы танки умело взрываем. А молчит, что это чешская колымага, так себе, почти танкетка. Пока мы с ней возились, не меньше взвода успела угробить.
Вышли в ночь, но дождь и крутые горные тропы замедлили ход. Сорвался с обрыва боец, другой споткнулся и сломал руку. Перед рассветом поползла окончательно раскисшая почва под ногами носильщиков. Раненый и один из санитаров покатились по склону, остальные сумели схватиться за кусты.
Руденко всматривалась в клубящееся туманом ущелье, раздумывала, но ее поторопили.
– Расшиблись ребята. Чего там высматривать? Надо вперед идти.
Суток трое шли с короткими привалами. Выматывали дожди, ночью шагать было тяжело и опасно. А днем то в одном, то в другом месте замечали немцев.
