Политрук Зелинский, узнав о разговоре, вызвал к себе Кондратьева и довольно резко отчитал его. Напомнил, что саперный взвод временно прикомандирован к шестой заставе и его задача проведение фортификационных работ. Любая застава в любое время должна быть укреплена, и такие работы еще не повод вести пустые разговоры о вражеском нападении, минометном обстреле.
– Вы хоть понимаете, товарищ лейтенант, что мы относимся к ведомству НКВД? Что это такое, объяснять не надо. К чему эти ненужные разговоры о летящих сверху минах? Вам что, война снится?
Кондратьев сидел молча. Что такое НКВД, он хорошо знал. Но никогда не думал, что политрук прицепится к его чисто рабочим советам по оборудованию позиций.
– Ладно, учту, – выдавил взводный. – Возможно, я действительно обронил что-то лишнее. Разрешите идти?
Но безропотность лейтенанта, который был на десяток лет старше политрука, еще сильнее распалила Илью Борисовича. Зелинского задевало, что с ним, выпускником высшего погранично-политического училища в Петергофе, не слишком считается начальник заставы Журавлев, снисходительно посматривает старшина Будько.
– Вы знаете, что я обязан постоянно докладывать в политотдел отряда о моральном состоянии личного состава? Так вот, ваши неграмотные рассуждения в кругу пограничников попахивают паникерством и безответственностью. И своими «ладно» вы так просто не отделаетесь.
В какой-то момент, не заметив этого, Зелинский переступил черту служебной беседы. От слов о паникерстве Кондратьева передернуло. Он поднял морщинистое, усталое лицо и тихо спросил:
– Вы только службу начинаете, а уже нахватались выражений. Как по-газетному чешете. Докладывайте куда хотите, раз приспичило. Другого занятия у вас, кажется, нет.
Илья Борисович сделал еще одну глупость. Подражая кому-то из своих начальников в политотделе, стукнул кулаком по столу.
– Как вы со мной разговариваете! Или забыли, какую должность я занимаю?
– В батальоне у меня есть свой комиссар, я ему доложу. Пусть он с вами общается, а мне некогда.
Кондратьев встал, надел фуражку.
– Сидеть! Я вас никуда не отпускал.
Обычно сдержанный политрук уже не владел собой. Неизвестно, чем бы закончился разговор, но в кабинет вошел Журавлев и, оглядев обоих, коротко объявил:
– Илья Борисович, обстрелян наряд в Лисьем овраге. Собирайтесь, поедем туда.
– Есть жертвы?
– На месте разберемся, – и, не удержавшись, добавил: – В бою имеются не жертвы, а потери личного состава.
Запоздало поздоровался с Кондратьевым:
– Ну вот, даже времени пообщаться нет. Заходи вечерком, Федор Прокофьевич, обсудим дела, по рюмке пропустим.
– Я уже с твоим комиссаром наобщался. Досыта!
– Ладно, не горячись. После разберемся, что и как.
* * *
Через Лисий овраг, а точнее, лесистую лощину, шла дорога в райцентр от пятой и шестой заставы. Пограничники это мрачное место не любили. Именно здесь чаще всего обрывали провода и нарушали связь.
С одной стороны лощину подпирала высокая гора, поросшая лесом. У дороги местные жители долгое время вырубали деревья. Там все заполонил густой кустарник. С другой стороны дороги расстилалась узкая кочковатая полоса, словно кем-то изрытая.
Здесь после ливней скапливались лужи, кое-где превратившиеся в болотца. Дорога превращалась в ловушку, с которой никуда не свернешь. И снова шел кустарник до горной безымянной речки. Удобное место для засады. Хоть на дороге, хоть возле бревенчатого узкого мостика, где две телеги не разъедутся.
С утра прервалась связь с соседней заставой и отрядом. Журавлев вызвал Андрея Щербакова и связиста Юрия Пащенко.
– Возьмите лошадь, повозку и устраните повреждение.
Если Щербаков коротко ответил «есть», то Юрий Пащенко мялся, переспрашивал. Он служил на границе более трех лет, подлежал демобилизации еще прошлой осенью, но из-за сложной обстановки был оставлен, как нужный специалист. Пащенко с нетерпением ждал замены, считал дни. А еще было заметно, что обычно исполнительный связист в то утро нервничал. Наверное, у людей все же есть предчувствие нехорошего.
– Вдвоем поедем? – спросил Пащенко.
Журавлев внимательно посмотрел на него и, не задавая вопросов, коротко ответил:
– Возьми с собой помощника, пусть привыкает. И будьте внимательны, особенно в Лисьем овраге.
Едва миновали мост, все трое увидели срезанные провода. Кто-то постарался на совесть. Телефонную линию оборвали в пяти-шести местах, часть проводов исчезла. Пащенко выругался, рассматривая обрезанные ножом концы, затем нарастил провод и с помощью металлических «кошек» быстро взобрался на столб.
Его помощник, Геннадий Белых, стоял с катушкой внизу, а Щербаков, держа наготове новый, недавно полученный ППШ, настороженно оглядывался по сторонам. Выстрел хлопнул непонятно откуда, эхо отдалось над ручьем, вернулось к лесу и снова растворилось в тишине.
Юрий Пащенко вцепился в перекладину, обхватив ее руками. Помощник торопливо снимал из-за спины винтовку.
– Юра, слезай вниз! – крикнул Андрей.
В тот же момент ударили два выстрела подряд. Одна пуля ударила в связиста, вторая прошла рядом с сержантом. Андрей дал в ответ автоматную очередь. Юрий Пащенко выпустил перекладину, тело, выгнувшись, ударилось о столб и повисло на «кошках», прицепленных к сапогам.
Когда Щербаков подбежал к столбу, одна «кошка» отцепилась, а вторая, бороздя шпорами древесину, поползла вниз. Они едва успели подхватить раненого товарища и опустили его на траву. Связист получил две пули: в спину и правую руку.
По существу, это было первое нападение на пограничников шестой заставы. Случалось, стреляли издалека и тут же исчезали. Здесь, в глухом углу, тяжело ранили связиста и убегать не спешили. Пока перевязывали раненого, из зарослей на склоне горы хлопнули еще два винтовочных выстрела, уже ближе к дороге.
Пуля ударила в повозку, расщепила доску. Лошадь невольно дернулась, но не побежала, осталась на месте. Погрузили на повозку раненого, который то терял сознание, то снова приходил в себя и пытался приподняться.
– Неужели умру… я чувствовал.
Связист хрипло кашлял, изо рта летели мелкие брызги крови. Андрей на секунду перехватил тоскливый, полный безнадежности взгляд товарища.
– Юрок, все хорошо будет, поверь, – успокаивал Андрей связиста. – А ты, Гена, увози повозку побыстрее вдоль кустов. На дорогу не влезай.
Сам Андрей отступал следом. Человек выскочил на дорогу и дал трескучую очередь из незнакомого Щербакову автомата. Это был немецкий МП-38, хороший в ближнем бою, но сыпавший пули на более далеком расстоянии. Сержант тоже ответил очередью, целясь в ноги.
Попал или нет – непонятно, но человек отпрыгнул в кусты, откуда выпустил еще одну очередь. Хлопнули подряд несколько винтовочных выстрелов – значит, нападавших как минимум трое. Они упрямо преследовали пограничников, выпуская пулю за пулей. Знали, что в этом месте стрельбу на заставе не услышат.
