Отчаянно крича, некоторые бежали к немецким позициям, торопясь получить очередь или выстрел, который избавит их от мучений. А может, они вообще в эти минуты потеряли рассудок от боли. Немцы добивали их неторопливо, и между выстрелами слышался смех. Пусть поджариваются, если не хотят сдаваться.
Ермаков поймал пилота на мушку, но его опередил Максим. Попал точно между лопаток, и летчик, свалившись, неподвижно застыл на песчаной плешине.
— Как я его! — Максим повернул улыбающееся лицо к Андрею.
«Мессершмитт» горел. В огне взрывались снаряды, патроны. Лист обшивки вышибло, искрил в бензиновом пламени алюминий. Из окопа боевого охранения длинными очередями бил пулемет, стреляли из винтовок.
Цель фрицы не видели, они не разглядели, откуда стрелял Максим — на этот раз у Быкова было неплохое укрытие. Они просто выпускали пули в сторону русских, еще не привыкнув, что немецкие самолеты тоже сбивают, гибнут их пилоты и происходит это все чаще.
Солдат в кителе перемахнул через бруствер, за ним еще двое. Пригибаясь, они бежали к месту падения самолета, возможно, надеясь, что летчик еще жив. Немцев прикрывал пулемет и несколько винтовок.
Стрелять по ним — означало окончательно обнаружить себя. Наблюдение за передним краем сорвется. Может, важнее уложить одного-другого немца? Но ситуация неожиданно изменилась.
Вначале промчался еще один «Мессершмитт», видимо, напарник убитого пилота. С земли ему махали касками, что-то кричали. «Мессер» качнул крыльями и, сделав круг над горевшим самолетом, повернул снова к нашим позициям.
— Герой сраный, — бормотал Андрей. — Отомстить за другого героя собирается.
Выстрелил вслед, зная, что этим может обнаружить себя. Но немецких летчиков он ненавидел особо. Нагляделся, как они добивают людей с тонущих судов, как расстреливают раненых под обрывом, где они ждут эвакуации и остаются лежать на пропитанном кровью брезенте, а рядом белые полотнища с изображением санитарного красного креста.
Командиры хорошо знали, что никакие красные кресты не помогут. Немецкие пилоты будут вести огонь по раненым, пока не кончится боезапас. Промахнуться по неподвижной цели трудно, да и ползущего бойца с перебитыми ногами добить легко. Вечером, когда будут подводить итоги дневных вылетов, эти десятки раненых впишут в графу уничтоженных красноармейцев. Боевой вылет. Какая разница, бежали они в атаку, стреляли из окопов или лежали беспомощные, с тяжелыми ранениями, ожидая переправы.
— Ну что, будем по ним стрелять? — спросил Максим.
С левого берега с характерным шелестящим звуком летел тяжелый снаряд. Ударило метрах в ста от немецкой траншеи боевого охранения. Артиллеристы где-то в лесу за Волгой подправили прицел. Следующий снаряд лег ближе. Трое немцев нырнули в воронку. Снаряды, видимо, 122-миллиметровые, выбрасывали вверх тучи песка, смерзшиеся комья. Но разброс был слишком велик, стреляли с расстояния не менее трех километров. Ни один снаряд во вражескую траншею не попал.
На несколько минут установилась тишина. Все трое немцев выбрались из воронки и поползли к своим. Затем поднялись и побежали — не выдержали нервы. Андрей поймал в перекрестье прицела спину одного из них и нажал на спуск. Немец в серо-голубом кителе, взмахнув руками, свалился на песок.
Станковый пулемет ударил в ответ длинными очередями, поднялась беспорядочная стрельба из винтовок и автоматов. Артиллерийский наблюдатель отреагировал на стрельбу из немецкой траншеи быстро.
Снова ожила дальнобойная батарея на левом берегу. Один из снарядов разнес бревенчатую землянку. Батарея дала еще три залпа, что-то подожгла. С холмов отвечали немецкие гаубицы, и наши орудия вскоре замолкли. Как всегда не хватало снарядов.
К вечеру пошел мелкий колючий дождь. Самолет уже сгорел, лишь дымили тлеющие шины. Летчик и убитый Андреем солдат из боевого охранения лежали под дождем. Наверняка, когда стемнеет, их заберут.
— День не зря прошел, — оживленно рассуждал Максим Быков. — Ты, Андрюха, счет открыл, «мессера» сбили и фрицам из-за Волги хорошо врезали.
— Им-то врезали, а что у нас за день произошло, один бог знает. Эти сволочи на один наш снаряд пятью своими отвечают.
На обратном пути окликнули пулеметчика, которого встретили утром. Тот не отзывался.
— Ушел, наверное, — предположил Максим.
— Тогда бы смена пришла, — сказал Ермаков. — Здесь прямой путь к немецкому охранению. Палеха обязательно кого-нибудь прислал бы. Давай искать.
Дождь уже шел со снегом, задувал заметно похолодавший ветер. К ночи точно хорошо подморозит.
Пулеметчик лежал в своем окопе, подтянув ноги к животу, глаза были открыты, лицо покрыто слоем ледяной каши.
— Эй, земляк, — нагнулся над ним Максим.
— Мертвый он.
Тело застыло, и вытащить его из окопа было невозможно. Несколько пуль попали в плечо и грудь, убив бойца наповал. Андрей отщелкнул пустой диск.
— По «мессеру» стрелял. Смелый парень.
Забрали документы, три запасных диска, вещмешок с патронами и мокрым слипшимся хлебом. Похоронили здесь же, в окопе. Тело распрямить не удалось. Нагребли бугорок и накрыли его каской.
— Ну вот и отдыхай, парень. Кончилась для тебя война.
Ермаков невольно перехватил тоскливый взгляд Максима.
— Пойдем второго номера поищем.
Пулеметчик так и не успел похоронить своего второго номера. Немного углубил яму, которая уже частично заполнилась водой. Копать глубже не стали, так как сил уже не оставалось. Опустили тело в воду и торопливо, в две лопатки, забросали яму.
— Мы сегодня похоронщиками работаем, — невесело усмехнулся Максим, вешая на плечо пулемет. — И день вроде неплохо начинался, а закончился хуже некуда.
В роте тоже дела обстояли невеселые. «Мессершмитты» обстреляли окопы из пулеметов, одного бойца убили, двоих ранили.
— Пулеметчика тоже срезали, — показал Андрей на «Дегтярев» и вещмешок. — Смелый парень был, целый диск в «мессера» выпустил, ну а тот его из всех стволов…
— Четверых за день потеряли. Если фрицы полезут, воевать некому будет, — рассуждал Палеха. — Ладно, потом поговорим. Ужинайте.
Хотя Василий Васильевич заботился о снайперах, но еда была скудной: по кусочку поджаренного хлеба и несколько ложек каши. Правда, вдоволь было кипятка, которым обманывали голодное брюхо. Сахар тоже кончился, получили по щепотке сахарина.
— Водки нет, пейте чай сколько влезет, — развел руками старшина Якобчук. — Сегодня самолеты с рассвета целый день над Волгой летали. Не давали судам даже от левого берега отчалить.
Когда выпили по одной и второй кружке кипятка, доложили Палехе, что видели за день.
— Траншею боевого охранения расширили и бревнами укрепляли, — рассказывал Ермаков. — Наши с того берега им пару раз вложили неплохо, но за ночь фрицы все восстановят.
