И приклад был откинут, чтобы повысить точность стрельбы, и очереди по 3–4 пули шли кучно. Но дело в том, что этот долговязый парень показывал свою активность впустую, стреляя в то место, откуда Андрей уже отполз.
Пулеметчик, возможно, самый опытный в группе, молчал, затаившись где-то позади. Неуверенно стукнул выстрел из карабина, дал длинную очередь наугад второй автоматчик, спрятавшийся за перевернутым орудийным лафетом, искореженным и уже покрывшимся ржавчиной.
Лафет от полевого орудия среднего калибра, на первый взгляд, укрытие подходящее, за которым может спрятаться человек. Но защита не слишком надежная. Два колеса, ящик для снарядов, сиденье — металл не толще 5–7 миллиметров и дерево. Вряд ли эта коробка защитит от винтовочной пули. Автоматчик, притаившийся за лафетом, тоже был не слишком опытным солдатом.
Тем временем долговязый автоматчик в воронке зашевелился, видимо, меняя магазин. Голову в каске он не высовывал. Но в азарте, вставляя новый магазин, изогнулся всем телом, а в прицел попала нога.
Нога так нога. Ермаков отреагировал мгновенно. Выстрелил, попал куда-то ниже колена и едва успел откатиться в сторону.
Пулеметчик дал знать о себе точной, слегка завышенной очередью. Сразу занизил прицел и вложил разноцветную трассу в то место, где полминуты назад лежал Андрей. Это был специалист, и Ермаков едва успел уйти от пуль, направленных в точно вычисленное укрытие.
Долговязый автоматчик стонал и ворочался в своей воронке. Зацепило его крепко, возможно, перебило кость. От сильной боли он терял осторожность, высовываясь порой по грудь. Ермаков добил бы его без всякой жалости, но солдат был выведен из строя, опасности не представлял, и обнаруживать себя ненужным выстрелом не имело смысла.
Трое пока еще живых охотников за русским снайпером отчетливо слышали крики о помощи истекающего кровью камрада. Возможно, все они были смелыми парнями, но каждый понимал, что вылезти из укрытия означает для любого из них смерть. Они подобрались к дому слишком близко, и русский на таком расстоянии не промахнется. Но отлеживаться просто так им мешала совесть, за ними наблюдали из окон дома их товарищи и начальство. Простят ли они бездействие и трусость?
Автоматчик, прятавшийся за лафетом, прокричал раненому что-то вроде: «Держись, мы поможем!» и снова застрочил из автомата, выпустив магазин несколькими длинными очередями. Сейчас он зарядит третий, выпустит наугад и его — изображая хоть какую-то видимость пустой активности.
Зря эти ребята устроили «охоту за охотником». Заработать Железный крест на опытном снайпере трудно — скорее получишь деревянный.
Автоматчик, прятавшийся за лафетом, явно нервничал, долго возился с автоматом, затем снова высунул ствол и открыл огонь. На этот раз Андрей отчетливо разглядел не только вспышки длинных очередей, но часть лица и почти целиком каску.
Попасть надо в ее центр, чтобы пуля не срикошетила. Расстояние позволяло хорошо прицелиться, но мешал пулемет, открывший огонь из окна трехэтажного дома. Расчет тоже не экономил патроны, очереди били о стены то ближе, то дальше.
Задержав дыхание, Андрей надавил на спуск. Удар пули о каску слышен издалека. Такой выстрел обычно смертелен. Но сжатые в агонии пальцы автоматчика продолжали давить на спуск, затвор продолжал работать, и пули поднимали фонтанчики мерзлой земли в нескольких шагах от лафета. Магазин опустел, автомат умолк, лишь над лафетом вился легкий дымок.
Трое готовы. Какие-то шансы на спасение уже появились. Андрей приподнялся, чтобы получше разглядеть двух оставшихся солдат. Тот, который с винтовкой, распластался за грудой кирпича и не высовывался, подавленный смертью товарищей. Пулеметчика Ермаков не разглядел. Может, тоже спрятался от греха подальше.
Прямо в лицо вдруг засверкали вспышки. Самый опытный из всех, пулеметчик умело действовал в одиночку своим надежным МГ-34. Удар выбил из рук винтовку, обожгло шею. Еще одна пуля разнесла на части кирпич, по лицу хлестнули мелкие острые осколки.
Вляпался! Андрей отполз на несколько шагов, волоча за собой винтовку с разбитым казенником и расколотым оптическим прицелом. Кровь стекала по шее и груди, горело лицо, избитое крошевом кирпича. Пулеметчик знал, что попал в цель, но и сейчас не обнаруживал себя. Раненый снайпер, если он еще в состоянии поймать цель, пробьет башку вместе с каской.
У Ермакова оставались в запасе считаные минуты. Пулеметчик выждет еще минуту и продолжит «охоту». Андрей зубами надорвал индивидуальный пакет и торопливо перебинтовал шею. Куда угодила пуля, он не понял, но голова шевелилась с трудом, а пальцы сделались липкими от крови. Андрей вытащил из кобуры трофейный «парабеллум», но в этой ситуации он годился лишь на то, чтобы застрелиться. Осмелел пехотинец с винтовкой и, приподнявшись, торопливо выстрелил.
Ермаков нажал на спуск, давая понять, что приближаться к нему опасно, и пополз к тыльной стороне дома. Пулеметчик, конечно, хорошо отличал выстрелы пистолета от винтовки и, поднявшись на одно колено, ударил короткой очередью, затем сделал перебежку и, прячась за обваленной стеной, крикнул:
— Русский, сдавайся! Все кончено!
Прийти на помощь Ермакову никто бы не смог, участок находился под обстрелом из трехэтажного дома. Но на войне ситуация нередко меняется в неожиданную сторону.
Вряд ли бы кто, кроме старшего лейтенанта Василия Палехи, побежал к комбату Логунову. Но старший лейтенант побежал.
— Ермакова фрицы обложили. Помощь нужна, — тяжело дыша, выпалил он с порога.
— Что, в атаку людей поднимать? — с ненужной иронией отозвался Логунов, раздраженный неприятным разговором со своим замполитом Миненко.
Тот зудел, как муха, настаивая на боевой операции к празднику, внезапном штурме или подрыве какого-нибудь объекта, совершенно не принимая во внимание, что батальон обескровлен, боеприпасов и взрывчатки осталось всего ничего. Не успел отвязаться от замполита, заявился взбудораженный Палеха, которого Логунов, не разобравшись, отбрил, не вникая в вопрос.
— Никого поднимать не надо, — враждебно сжал скулы Палеха, а его смуглый греческий нос нацелился, как клюв, на комбата. — Дай приказ поддержать Аид рюху минометным огнем.
— Два «самовара», семнадцать мин, — огрызнулся Логунов. — Ситуация ясная?
— Ясная дальше некуда.
Круто развернувшись, обычно неторопливый Палеха кинулся к двери, а комбат понял, что если не сможет вернуть своего лучшего командира роты и давнего верного товарища, то отношения между ними испортятся навсегда.
— А ну, стоять! — заорал комбат. — Ты чего, как барышня, психуешь?
— Ты на себя лучше глянь, — сверкнул белками глаз старший лейтенант. — Начальником большим себя почувствовал?
Дело в том, что, по слухам, капитану Логунову обещали присвоить к годовщине Октябрьской революции звание майора, и, кроме того, подписан приказ о награждении орденом Красного Знамени.
— Да обвешайся ты побрякушками хоть с ног до головы и сиди тут, со своими отважными помощниками. А через часок можешь выпить за помин души лучшего снайпера — Андрюхи Ермакова.
