— Вы, конечно, знаете, в честь кого установлена эта статуя?
— Понятия не имею.
— Клаус фон Штауффенберг.
— Никогда о нем не слышал. Извините и все такое, — проворчал Люк.
— Боже, невежество молодости. Двадцатого июля 1944 года он заложил бомбу под столом совещаний в «Волчьем логове» Гитлера. Пытался убить фюрера и потерпел неудачу. Гитлер выжил, а фон Штауффенберга, вернувшегося самолетом в Берлин, схватили и расстреляли на этом самом месте. Я пытаюсь показать вам, в какой неразберихе нам придется действовать. Для большинства даже в те мрачные дни, когда стало ясно, что война проиграна, он был предателем. Почти никто не считал его героем. Сегодня его в лучшем случае уважают. Лично я, молодой человек, не выношу никаких суждений. Я не защитник демократии, не проповедник свободы, а простой наблюдатель. В нашем мире очень мало ясности, и этого нельзя забывать.
Дэвис догадался, кому принадлежат эти слова. Скорее всего первым их произнес Клипер Рид. Он попытался представить их — огромного, толстого техасца и молодого англичанина, который во всем слушается американца.
— Разве нет правых и виноватых? Разве мы не можем выбирать сами?
— Вы — офицер разведки. Или собираетесь им стать. Ищете сахар или сахарин — сделаетесь унылым пустословом. Идемте. Вам еще многое надо увидеть. Я буду сражаться с врагами не на жизнь, а на смерть, но я никогда не стану их судить.
* * *
Они не разговаривали — просто смеялись. Но сейчас его друг притих. «Что теперь мучает бывшего замполита?» — думал Яшкин, следя за дорогой. Они свернули в деревню, купили в магазине хлеба и поспешили дальше. Гряда невысоких холмов заслонила Оку, но Калуга обещала снова показать им реку. Там заканчивался третий этап их поездки. Оставалось еще четыре. Вдоль дороги тянулись темные, пропитанные влагой поля. Ехавший перед ними трактор тащил прицеп с навозом. За рулем сидел пожилой мужчина, рядом подросток. Несколько километров они тащились за трактором, дыша навозной вонью. Яшкин подумал, что это и есть Россия, его Россия. Они были крестьянами — стойкими, упрямыми, молчаливыми. Людьми, которых всегда использовали и обманывали. Трактор сильно дымил. Если бы он решил стать крестьянином, то сделался бы трактористом.
На душе у Моленкова, наверное, накипело, и теперь чувства вырвались наружу.
— Яшкин, ты видел?
— Видел что?
— Взрыв.
— Какой взрыв? Ты о чем?
— Ты видел ядерный взрыв? Своими глазами?
Врал ли когда-нибудь майор в отставке, Олег Яшкин, своему другу, полковнику в отставке Игорю Моленкову? Он такого не помнил.
— Нет.
— Я думал, видел, в Семипалатинске-21.
— Я никогда не видел ядерного взрыва — ни большого, ни маленького.
Он не помнил, чтобы врал другу даже по мелочам. Если бы у него оставалось последнее ведерко угля для кухонной плиты и его друг пришел и попросил немного, он бы поделился, не задумываясь. Он никогда не врал другу.
— По-моему, я видел в твоих бумагах, что у тебя был допуск к секретной работе по сопровождению боеголовок в Семипалатинск-21 и на полигон?
— Да, я сопровождал груз, но на испытаниях не присутствовал. — Еще одна ложь.
— И ты упустил такую возможность?
— Я не видел взрыв и не был на полигоне, так что давай закончим на этом.
Боеголовку везли в Казахстан из Арзамаса-16. Поездка заняла пять дней, и, тогда еще лейтенант, Яшкин был в составе подразделения 12-го управления. Он не знал, какова мощность боеголовки, но знал, что взорвать ее предполагалось глубоко под землей, а значит, ни грибовидного облака, ни вспышки, как раньше, при испытаниях «Первой молнии» и водородной бомбы РДС-37, не будет. Он видел взрыв только одной бомбы. То был «Проект-37». Яшкин не мог рассказать все честно, потому что тогда Моленков бросил бы его. По краю полигона в Семипалатинске-21 проходило высохшее русло реки Чаган, и шахту вырыли там. В нескольких километрах от этого места находился бункер с усиленными стеклами. Он сидел в бункере, слушал обратный отсчет и не знал, чего ожидать. Русло реки вдруг дрогнуло, из глубины земли взметнулся столб камней, грязи и песка. Бункер наполнился грохотом. Бетонный пол задрожал, люди прижались к стенам, со стола полетели чашки с кофе. Поднявшееся в небо облако заслонило солнце. Достигнув высоты, оно повисло и не рассеивалось много часов, а землю накрыли осадки в виде пыли.
На следующий день он оказался в числе тех, кому разрешили отправиться к месту взрыва. Он увидел кратер глубиной в сто и шириной в четыреста метров. Взрыв изменил рельеф. В результате взрыва образовалась плотина, которая весной перекрыла течение реки, а когда растаял снег, образовалось новое озеро. Через год после увольнения он узнал, что озеро Чаган — мертвое, заражено радиацией. Нет, он не мог рассказать другу о том, что видел.
— Ладно, как скажешь.
Он нетерпеливо посигналил. Трактор сдвинулся в сторону, уступая дорогу для обгона. Места едва хватило, но вопросы прекратились, и ему не надо было больше врать. Моленков схватился за приборную панель и пристегнулся.
Самое невероятное, что Олег Яшкин видел в своей жизни, — это взрыв русла реки Чаган. Любой, кто прогуливался потом вблизи озера, быстро умирал.
— Мы прошли сегодня неплохой отрезок и заслужили право на ванну и приличный ужин.
Разговор перекинулся на пиво — что они будут пить вечером, сколько в Калужской области пивоварен и хороши ли они, как часто придется ночью бегать в туалет, — и они снова рассмеялись.
Хавалдар сказал Ворону — проиллюстрировав слова внушительным жестом, — что деньги будут.
Ворон ответил, что гарантию дают люди, на которых всегда можно положиться и что обещанная сумма не является десятипроцентным авансом, уже выплаченным в Дубае.
Хавалдар сообщил, что необходимая информация отправлена с курьером в Германию, что подтверждение прибытия курьера уже получено и что договоренность об осуществлении платежа достигнута.
Ворон сказал, что утром улетает в Дамаск, где его следы окончательно затеряются.
Они вместе помолились — мусульмане, прораб и банкир, потом обнялись. Молился хавалдар страстно, а объятие его оказалось крепким. Он подумал, что Ворон — очень важный человек, если ему доверяют совершить покупку на десять миллионов американских долларов. Он проводил гостя до ворот виллы и спросил, вернется ли тот когда-нибудь в Дубай. Ворон неопределенно пожал плечами. И тогда хавалдар задал вопрос, который волновал его с самого первого момента встречи: что обеспечивает устойчивость гигантского крана под ветрами Залива? Терпеливо и подробно Ворон объяснил ему систему разновесов стрелы. На хавалдара его ответ произвел сильное впечатление. Провожая гостя взглядом, он думал о том, что является частью огромной сети, одним из многих колесиков в огромном механизме. И люди, о существовании которых он никогда даже не узнает, тоже являются колесиками в этом механизме.
