Глава 1
Где много женщин, там почти всегда скандал. В особенности,
если милые дамы выясняют, кто из них красивее. Как правило, хорошим это не
кончается. Да что говорить о смертных, если даже богини перессорились между
собой из-за обладания золотым яблоком с надписью: “Прекраснейшей”. Зевс
отказался решить их спор и послал их к Парису, сыну царя Трои, а тот возьми и
присуди яблоко Афродите, пообещавшей ему в жены прекраснейшую из смертных. А
кончилось все это Троянской войной. Так что я в споры красавиц не вмешиваюсь и
делаю свое дело.
Мысли крутились в голове, а руки машинально выполняли работу
– собирали с кресел разбросанные колготы, белье и прочие дамские штучки. Я
работаю сейчас в Доме моделей, а “вешалки” страшно неаккуратны. Снимут с себя
чулочки и швырнут посередине комнаты. Кроме того, они глупы, ничего, как
правило, кроме газеты “Мегаполис”, не читают, и все разговоры в раздевалках
крутятся в основном вокруг денег и мужиков. Пока мне не пришлось устроиться на
работу в Дом моделей Германа Губенко, мир моды виделся издалека чем-то
сказочным, роскошным… Прекрасные женщины, шикарные платья, изумительные духи…
На поверку все оказалось совсем не так. Девушки, пока над ними не поработает
визажист, выглядят не слишком привлекательно. Многие модельки прикладываются к
бутылке, кое-кто не брезгует и героином. На “языке" – то они все небесные
создания, а “за кулисами” творят удивительные вещи. Ради выгодного кастинга
<Здесь отбор манекенщиц для показа моделей> девчонки готовы на все.
Бритвенные лезвия, подложенные сопернице в туфли, – далеко не самая жестокая
выдумка. Так что я бы на месте многих матерей подумала, стоит ли толкать
дочерей на этот путь. К высотам пробиваются единицы, и не всегда успех зависит
от красоты. Клаудиа Шиффер, например, в обыденной жизни просто высоченная немка
с крупноватыми ступнями и капризно надутыми губами.
Я сгребла с диванов кучу бумажных салфеток, вытряхнула в
большой пластиковый мешок мусор и принялась собирать разбросанные повсюду
бутылки из-под минеральной воды. “Вешалки” озабочены своей внешностью донельзя
и постоянно опрыскивают лицо минералкой. Причем не каким-нибудь “Святым
источником”, а французской водой “Эвиан” по шестьдесят рублей за триста
миллилитров.
Да, нужно признаться, что, хотя моя должность и называется
весьма значительно – менеджер по офису, – на самом деле я являюсь самой
обыкновенной уборщицей, стою на нижней ступени социальной лестницы, и подняться
по ней мне уже, очевидно, не удастся. В 35 лет поздно начинать жизнь сначала.
Впрочем, если разобраться, не везло мне с самого младенчества.
Маменьки своей я не знаю. Естественно, существовала
биологическая единица, родившая меня на свет. Но вскоре после выхода из
родильного дома матушка поняла, что ребенок – это сплошная докука. Плачет по
ночам, просит есть, да еще к тому же нужно стирать пеленки и покупать ползунки.
Мамуля почувствовала, что не готова к подобным испытаниям, и в один жаркий
летний день просто-напросто сбежала от моего отца. Так я ее никогда больше и не
видела, не осталось даже фотографий: папа в порыве злости изорвал все до
единой.
Впрочем, его можно было понять. Тяжело мужчине с младенцем,
даже если он работает дворником и может выкатывать коляску во двор и
приглядывать за ребенком, размахивая метлой. Вскоре у меня появилась мачеха
Раиса – большая, толстая, неаккуратная баба, жарившая восхитительные блинчики.
Про нее нельзя сказать, что она была злая – падчерицу, то есть меня, Рая
колотила, только когда напивалась пьяной. Но запои случались у нее не часто,
примерно раз в месяц. Я же, достигнув шестилетнего возраста, уже хорошо знала,
что, если тетя Рая появляется на пороге комнаты с лихорадочным блеском в
глазах, следует моментально ужом проскальзывать в дверь и нестись куда глаза
глядят, но подальше от родимого очага. Чаще всего глаза глядели в сторону
булочной. Тамошние продавщицы любили меня, угощали калорийными булочками с
изюмом и карамельками “Чебурашка”. Выждав часа два-три, я возвращалась домой и
находила тетю Раю на кровати. Из груди женщины вырывался молодецкий храп, звук
которого наполнял мою душу невероятным блаженством – раз храпит, значит, не
станет драться. Утром Рая, совершенно не помнившая того, что было вчера, охая и
держась за голову, вытаскивала из плиты черную чугунную сковородку и
принималась жарить блинчики.
– Ешь, несчастье, – говорила она, шлепая на тарелку
поджаренный кусок теста, – жри от пуза да зла на меня не держи. Видишь, люблю
тебя, блины завела. Ну а если вчера по зубам насовала, так в семье чего только
не бывает. Бью – значит, за свою держу. А ты тоже будь похитрей, видишь, тетка
отдыхать собралась, не лезь под руку, забейся в уголок да пережди. Усекла?
Я молча кивала и проворно жевала ароматное угощение. Никогда
больше, ни в одном другом доме я не ела таких блинов.
Наверное, Рая каким-то образом оформила надо мной опеку,
потому что папенька слинял в неизвестном направлении в тот год, когда я пошла в
первый класс. Вообще говоря, Раиса могла сдать меня в детдом и жить себе
припеваючи. Работала она уборщицей, трудилась одновременно на четырех ставках,
драила лестницы в подъездах, а еще бегала по людям, хватаясь за любую работу.
Мыла окна, убирала квартиры, прогуливала собак, притаскивала картошку с рынка.
Надо заметить, что, когда исчез мой отец, мы стали жить
намного лучше, можно сказать, вздохнули полной грудью. Отпала необходимость
содержать алкоголика, покупать ему каждый день бутылку и пачку сигарет.
Получалось, что только на винно-водочные изделия уходило около шести рублей в
день, а за месяц набегало почти двести целковых – зарплата инженера или
учительницы… Так что после его пропажи нам стало только лучше.
Рая сделала в “хрущобе” ремонт, постепенно в комнатах
появились люстра производства ГДР, польский палас, болгарская мебель и
замечательный кухонный гарнитур: шкафчики, покрытые серым пластиком в розовых
цветочках. Мне они нравились невероятно. Все у нас стало как у людей, и в школу
я пошла в коричневом платьице, белом фартучке и ажурных гольфах. Рядом со мной
возвышалась толстая Раиса с огромным букетом гладиолусов. Ради праздника тетка
нацепила бордовый костюм из джерси и мучилась в непривычной одежде.
Первые три класса пролетели мгновенно. Странное дело, но
господь наградил меня хорошей головой. Объяснения учительницы я ловила на лету
и никаких трудностей в учебе не испытывала. Все казалось легким – русский,
чтение, математика и даже немецкий. Другие дети рыдали над домашними заданиями,
а родители писали за них сочинения. Рая даже не заглядывала ко мне в тетради и
дневник. Собственно говоря, делать это было незачем. Никаких оценок, кроме
пятерок, там не было.
