– Как ты зовешь ее?
– Дюша.
Вера засмеялась:
– Дюша звучит лучше, чем Адель. Ну, мы поедем в Битцу
продавать картины?
Я горестно вздохнула. Так хотелось один денек просто
полежать на диване. Но Верочка оживленно тарахтела:
– Куда бы положить работы, чтобы не помять? И что мне
надеть? Можно взять твои синие брюки?
Около часа дня, мы, заплатив за билеты, устроились в самом
конце длинного ряда художников. Торговали тут всем: лакированными коробочками,
бусами, серьгами, фенечками из бисера, матрешками и, конечно же, картинами.
Выбор, как оказалось, был огромный: от откровенной мазни до вполне неплохих
пейзажей. В роли покупателей выступали мамаши с детьми, пенсионеры и
иностранцы, тоже пожилые, не слишком торопящиеся приобретать живопись. Немцев и
французов привлекали в основном сувениры – браслеты и кольца из дерева или
уральских самоцветов. Оно и понятно, ну кто из серьезных коллекционеров
отправится на толкучку?
Впрочем, среди художников не было видно ни Шилова, ни
Глазунова… В основном помятые люди лет сорока в потертых джинсовых костюмах.
Простояв около часа, мы приуныли. Никто не хотел приобретать натюрморт с тыквой
и пейзаж с озером. Верочка совсем скисла, в ее глазах заблестели слезы,
радостное оживление, с которым она неслась в Битцу, испарилось без следа. Нужно
было спешно что-то предпринимать.
Я окинула взглядом толпу покупателей. Так, вот эти бабы,
похожие на газовые баллоны, балакающие на украинском, не подойдут, и старушка с
внучкой тоже, впрочем, мужик, сжимавший в руках банку с пивом, тоже не
понравился. Наконец взор упал на пожилую супружескую пару из Германии, медленно
прохаживающуюся вдоль раскладных столиков. Вот, самое оно.
– Веруша, можешь постоять пару минут одна?
– Почему?
– В туалет хочется.
– Конечно.
Я быстрым шагом догнала пенсионеров и вежливо обратилась к
ним на немецком:
– Подождите, пожалуйста. Супруги притормозили.
– Не могли бы вы мне помочь? Видите, вон там, в самом конце,
стоит девушка в синей кофточке, она торгует пейзажами и натюрмортами.
– Мы уже проходили около нее, – ответила старушка.
– Это моя сестра, она больна и надеется хоть немного
заработать. Вот возьмите, здесь пятьсот рублей.
– Зачем? – удивился мужчина.
– Пожалуйста, купите у нее картину за эти деньги, а потом по
дороге можете ее выбросить!
Секунду старики смотрели на купюру, потом дама рассмеялась:
– Помнишь, Клаус, когда Бригитта решила торговать шляпами
собственного производства, мы подсылали к ней своих приятелей, и они изображали
клиентов?
Клаус оглушительно захохотал:
– О, чудесно помню, она нам еще все уши прожужжала о своем
крайне удачном бизнесе. Не волнуйтесь, сейчас все сделаем. Откуда вы так хорошо
знаете немецкий?
– В школе выучила.
– Всегда говорила, что их система обучения лучше нашей, –
пробормотала старушка.
Неторопливым шагом они двинулись к Вере. Я притаилась за
большим деревом. Тут к супругам подошли еще какие-то люди, очевидно, из их
группы, и около Верочки заклубилась толпа. Замелькали кошельки.
Когда людской поток схлынул, я увидела обалдело счастливое
личико Веры. Немцы скупили все: пейзаж с лодкой, натюрморты, набросок с
девушкой, композицию с лошадью и несколько акварелей.
Я кинулась догонять Клауса с супругой.
– Простите, очень неудобно вышло, ну зачем вы посоветовали
своим друзьям приобрести картины?!
Клаус рассмеялся. Его большой “пивной” живот весело
заколыхался.
– Знаете, моя дорогая, они сами захотели и даже устроили
аукцион. Ваша сестра только что заработала семьсот долларов.
– Но почему? – окончательно изумилась я.
– Гертруда, объясни, – велел муж. Старушка с достоинством
произнесла:
– Понимаете, моя дорогая, я владелица крупной картинной
галереи, езжу по всему свету в поисках талантов. В свое время именно я открыла
для Запада Квасьнинского Адама и Терезу Ямпольскую. Вам, конечно, знакомы
данные имена?
Я побоялась признаться, что ничего не слышала об этих
живописцах, и кивнула.
– Мы специально с мужем приехали на этот рынок, – продолжала
Гертруда. – Не поверите, какие алмазы порой можно обнаружить на развалах!
– Один раз она в Венгрии нашла у деревенской бабы Рубенса!
Гертруда улыбнулась:
– Было дело. Крестьянка украсила полотном сарай – вставила
картину вместо разбитого стекла. Я чуть не скончалась, когда увидела. В Москве
нас сопровождают сотрудники посольства. Когда они заметили, что я покупаю
картину вашей сестры…
– То решили, – докончил Клаус, – что Труди обнаружила нового
гения, и чуть не передрались из-за оставшихся работ! Кстати, чем больна ваша
сестра? У нее вполне здоровый вид!
– Вера в результате стресса потеряла память.
– Ах, бедняжка! – участливо воскликнула Гертруда. – Кстати,
ее картины совсем не плохи.
Есть настроение, чувство цвета. Она, наверное, учится в
специальном колледже?
Я кивнула – ну не рассказывать же приветливым старикам
правду! Клаус положил мне что-то в карман.
– Прощайте, дорогая, у вас доброе сердце и великолепное
знание языка!
Они быстрым шагом пошли к выходу, я сунула руку в карман и
вынула пятьсот рублей. На купюре карандашом было написано по-немецки: “Купите
ей хорошей бумаги и краски”.
Чуть не разрыдавшиесь, я пошла к Вере. Девушка пребывала в
эйфории.
– Вилка, – зашептала она, – гляди, сколько денег! Бежим
скорей домой.
Как на крыльях мы полетели к метро, по дороге приобрели
краски, бумагу и мольберт.
– За неделю напишу семь картин, – отдуваясь под тяжестью
деревянной подставки, пробормотала Вера, – а в воскресенье опять сюда.
Я попыталась остудить ее пыл:
– Нам просто страшно повезло, в следующие выходные может
облом случиться.
– Не-а, – проговорила Вера, – пишу гениальные картины.
