Мы еще поболтали пару минут, и Олег Михайлович посерьезнел.
– Ну зачем вам понадобилась Соловьева?
– Альбина – моя двоюродная сестра и…
– Значит, ваши матери – сестры? – уточнил Куприн.
– Нет, – замялась я.
– Тогда отцы – братья?
– Ну понимаете, – принялась я выкручиваться, – просто
привыкли так друг друга называть, на самом деле не родственники, а очень
близкие подруги.
– Так, так, – побарабанил пальцами по столу Олег Михайлович,
– слушаю внимательно.
– Муж Альбины умер, отравился грибами!
– Это кто вам сказал?
– Она сама…
– Так, так, продолжайте…
– Вчера арестовали и Альбину, а за что? Куприн тяжело
вздохнул:
– Похоже, за дело.
– За какое?
– За убийство.
– Боже, она задавила пешехода? Олег Михайлович поднялся,
включил опять чайник, поколебался минуту, потом отрывисто сказал:
– Гражданка Соловьева убила собственного мужа.
От такой информации я немедленно громко икнула.
– Налить воды? – заботливо протянул руку к графину
следователь.
– С чего вы это взяли?
Куприн развел руками: .
– Так получается.
– Ну, пожалуйста, расскажите мне, – умоляюще протянула я
вперед руки.
– Зачем?
– Мне надо знать.
– Зачем?
– У нее осталась дочь Вика. Ей тринадцать лет, надо же
как-то объяснить ситуацию, подготовить морально.
– Девочку поместят в приемник-распределитель, – пояснил
милиционер, – а потом устроят в детский дом.
– Как?!
– Не может же она жить одна.
– Я забрала ее к себе.
– Это незаконно. Вы не родственница.
– У нее есть дядя, – быстро нашлась я. – Антон, брат
Альбины, ему разрешат взять девочку?
– Ему – да.
Я облегченно вздохнула. Пусть Тоша подпишет нужные бумаги, а
жить Вика станет у нас.
– Альбина Соловьева, – размеренно завел разговор Куприн, –
тщательно подготовилась к убийству супруга. Никита Николаевич был страстным
любителем грибов, в доме их часто готовили, но последний съеденный им жульен
оказался смертельным.
– Такое случается, – возразила я, – насобирал ложных опят,
например, и привет… Да он на моих глазах съел огромную миску, доверху
наполненную грибами!
Следователь взглянул в окно и возразил:
– Соловьев – опытный грибник и никогда не взял бы бледных
поганок. Вы знаете, что экономка Лена работает в этой семье много лет?
– Да. Она тоже отравилась.
– Так вот. Елена рассказала, что Никита Николаевич всегда
тщательно сортировал “добычу” и безжалостно выбрасывал все, что вызывало
подозрение. И еще одно…
– Что?
– При вскрытии в организме был обнаружен стрихнин.
– Стрихнин?
– Да, согласитесь, трудно найти грибы, содержащие этот яд.
– Но… как же… Зачем?
– Думаю, из-за денег, – спокойно пояснил Куприн.
– Она богатая женщина!
– Это только казалось, хотя все атрибуты более чем безбедной
жизни налицо: шикарный автомобиль, роскошный дом, драгоценности. Но все
принадлежало мужу, а у самой Альбины на самом деле своего имущества не было.
Экономка Лена рассказала, что супруги часто ругались из-за денег. В особенности
Никиту раздражал Антон, которому Альбина, несмотря на категорический запрет,
постоянно совала банкноты в карман. Лена припоминает, что каждый день Никита
орал на жену: “Нахлебников кормлю, всех выгоню”. Вот дама и решила избавиться
от муженька. По завещанию…
– Все отходило Вике, – быстро сообщила я.
– Ну и что? Девочка несовершеннолетняя, родная мать могла бы
преспокойно распоряжаться всеми суммами.
– Но они жили вместе много лет!
– Вода камень точит. Накопилась критическая масса, и грянул
взрыв. Экономка сообщила, что за день до убийства между супругами разгорелся
невероятный скандал, они кричали друг на друга почти до утра, и Альбина потом
долго рыдала, приговаривая: “Ну за что мне это несчастье. Боже, как тяжело…” Но
самое главное…
Олег Михайлович, как хороший рассказчик, остановился на
самом интересном месте, и я, забыв, где нахожусь, выкрикнула:
– Говорите скорей!
– Вчера утром позвонил человек. Странным голосом, слишком низким
для женщины и слишком высоким для мужчины, информатор, пожелавший остаться
неизвестным, сообщил: “У Альбины Соловьевой в матрасе кровати зашит яд”.
Разговор занял пару секунд, и Куприну удалось установить
лишь то, что звонили из телефона-автомата, расположенного в вестибюле станции
метро “Проспект Мира”. После некоторых колебаний прокурор выдал все необходимые
санкции, специальная бригада явилась к Альбине и произвела обыск. В матрасе
действительно оказался пузырек. И там…
– Содержался стрихнин, – безнадежно докончила я. – Ну дайте
мне свидание с ней.
– Хорошо, – неожиданно быстро согласился следователь, – а вы
попробуйте поговорить с подругой, убедите признаться. Все равно ведь докажу ее
вину полностью. А чистосердечное признание, раскаяние очень хорошо действует на
судей. Она вообще может легко отделаться… Ну лет пять, семь… Разумеется, если
наймут хорошего адвоката. А вот если станет упорствовать, уходить в глухую
несознанку… Судьи, правда, обязаны быть беспристрастными и толковать любое сомнение
в пользу обвиняемого, но они тоже люди и, если подсудимый не вызывает никаких
добрых чувств… Словом, чистосердечное признание облегчает положение
подсудимого.
"Но увеличивает срок наказания”, – пронеслось в моей
голове. Нет, если бы я попалась на крючок, ни за что не стала бы признаваться.
Как в анекдоте: жена спрашивает у мужа:
