А тогда, в апреле 1943-го труп Якова Джугашвили был кремирован, а урну с прахом увезли в Берлин, в Главное управление имперской безопасности. Куда она делась дальше, никто не знает…
Но на этом история с гибелью Якова Джугашвили не закончилась. В личном архиве Сталина хранился доклад заместителя министра внутренних дел СССР Серова, датированный сентябрем 1946 года. Оказывается, еще в 1945-м американцы арестовали пятнадцать работников Заксенхаузена, в том числе и коменданта лагеря Кайндля. Наше командование попросило передать их советской стороне, что американцы и сделали.
Само собой разумеется, начали с допроса Кайндля. Рассказывая о гибели Джугашвили, он несколько иначе интерпретировал события того трагического дня: Кайндль заявил, что «за проволоку Джугашвили схватился одновременно с выстрелом часового, хотя эксперты считали, что убит он был ударом электрического тока, а выстрел в голову последовал после этого».
Не трудно догадаться, что такого рода объяснение Серов посчитал вымыслом «в целях смягчения его ответственности за расстрел Джугашвили». И еще одна немаловажная деталь: Серов сетует на то, что американцы просили пригласить их на суд, поэтому «применить меры физического воздействия к арестованным Кайндлю и начальнику охраны Вегнеру в полной мере не представилось возможным».
Что ж, версия о том, что сын Сталина не покончил жизнь самоубийством, а был убит эсэсовским охранником, звучит, конечно, благороднее, но она не соответствует действительности. Правда же в том, что от него отрекся отец, и не только отрекся, но фактически назвал изменником, с которым расправятся, как только кончится война. О том, что это не пустые слова, Яков хорошо знал — ведь все его родственники были уничтожены кровожадным отцом. Вот он и решил: лучше смерть от немецкого тока, чем от русской пули, которую в него выпустят по приказу отца.
И еще. Щедрый на награды для других, Сталин так и не решился хотя бы посмертно наградить своего сына, совершившего, без всяких натяжек, героический поступок. Слава Богу, эта ошибка была исправлена в 1977 году, когда Указом Президиума Верховного Совета СССР Яков Иосифович Джугашвили был награжден орденом Отечественной войны I степени (посмертно).
ПА-ДЕ-ДЕ С ВСЕСИЛЬНЫМ КГБ
Эта трагическая история, полная трусливой лжи, мерзких оговоров, низкой клеветы, глупой самоуверенности и абсолютной бездарности работников спецслужб началась в июне 1961-го и закончилась в конце прошлого века.
Передо мной Заключение по материалам уголовного дела, архивный № 50 888, утвержденное старшим помощником Генерального прокурора Российской Федерации Г. Ф. Весновской. Касается оно бывшего артиста Ленинградского театра оперы и балета им. Кирова Рудольфа Хамитовича Нуреева. И хотя этот документ не так уж и велик, читать его будем по частям, ибо в каждой из них звучит голос эпохи — той, когда уверенные в своей безнаказанности вожди, секретари, председатели и всякого рода начальники и начальнички могли делать что угодно и где угодно, и нынешней — когда, что бы ни говорили, во главу угла ставится закон и право.
Итак, первая часть этого жестокого и, не боюсь этого слова, бесчеловечного документа.
«Приговором Судебной коллегии по уголовным делам Ленинградского городского суда от 2 апреля 1962 года Нуреев Р. Х. по ст. 64 «а» УК РСФСР с применением ст. 43 УК РСФСР осужден к 7 годам лишения свободы с конфискацией имущества по обвинению в том, что находясь в гастрольной поездке в составе балетной труппы Ленинградского театра оперы и балета им. Кирова во Франции, отказался возвратиться из-за границы в СССР при следующих обстоятельствах.
16 июня 1961 года по окончании гастролей в Париже Нуреев вместе с труппой прибыл в аэропорт, чтобы лететь в Лондон. Перед посадкой в самолет директор театра сообщил Нурееву, что по указанию Министерства культуры СССР ему надлежит убыть в Москву для участия в концертных выступлениях, в связи с чем его вылет в Лондон отменяется.
Вместо выполнения этого распоряжения Нуреев обратился к французским властям с просьбой о предоставлении ему политического убежища и от возвращения в Советский Союз в беседе с представителями посольства и руководителем труппы отказался. Отказ Нуреева возвратиться в СССР был использован буржуазной прессой для клеветнической кампании, чем нанесен значительный ущерб интересам Советского Союза.
Факт отказа Нуреева возвратиться в СССР доказан материалами дела».
Такой факт, действительно, доказан. Но что предшествовало решению Нуреева не возвращаться в Советский Союз? Чем оно вызвано? Не подтолкнул ли его кто-то и не было ли примитивной провокации? Чтобы ответить на эти и многие другие вопросы, Управление КГБ по Ленинградской области возбудило уголовное дело, которое принял к своему производству капитан Валдайцев. А обвинялся Рудольф Нуреев, ни много, ни мало, в измене Родине, и в постановлении об избрании меры пресечения в случае его появления на территории Советского Союза предписывалось подвергнуть Нуреева заключению под стражу. Так что ситуация была далеко не шуточной, а за измену Родине, в соответствии со статьей 64 «а», Нуреева ждал смертный приговор.
Как водится, следователь начал с допроса свидетелей. Одной из первых в так называемый Большой дом была приглашена сестра Рудольфа — Роза, педагог по образованию. Она рассказала об отце, который прошел всю войну, о матери, которая в труднейших условиях эвакуации тянула четверых детей, о том, что свое первое жилье, тринадцатиметровую комнату на шестерых, они получили уже после возвращения отца с войны.
— Танцевальное дарование брата обнаружилось еще в детском саду, — продолжала Роза, — но родители категорически запрещали ему посещать хореографический кружок. Еще больше обострились отношения в его школьные годы: и в Дом учителя, и во Дворец пионеров Рудольф бегал тайно от родителей, а я, как могла, его прикрывала. Потом на него обратил внимание балетмейстер Уфимского театра оперы и балета — он предложил брату место в театре. Родители — ни в какую! И тогда я в открытую пошла против них и настояла на том, чтобы Рудольф занимался любимым делом. Так, в шестнадцатилетнем возрасте он поступил в балетную труппу театра, а учиться перешел в вечернюю школу.
— А как он оказался в Ленинграде?
— В 1955-м в Москве проходила декада Башкирского искусства. Рудольфа заметили и московские, и ленинградские хореографы — учиться его приглашали и те, и другие. Брат выбрал Ленинград. В училище его зачислили сразу в шестой класс, а через две недели перевели в восьмой. В 1958-м он сдал выпускные экзамены и был приглашен в Кировский театр.
— А что вы можете сказать о его политических взглядах?
— Ничего. По-моему, их у него вообще не было. Наверное, это прозвучит слишком красиво, но он жил искусством и ради искусства. Судите сами. За два года он подготовил десять ведущих партий в балетных спектаклях Кировского театра. Мало кто знает, но за это же время он научился играть на пианино, а после гастролей в Египте, не желая, как он говорил, быть глухим, засел за английский и довольно быстро его освоил. Я уж не говорю о том, что Рудольф не вылезал из музеев, театров и филармонии. Иначе говоря, он прекрасно понимал ущербность своего провинциального воспитания и, не жалел сил, ликвидировал многочисленные пробелы. При такой занятости, как вы понимаете, ему было не до политики.
