— Да! Узнаю, конечно, узнаю! Дайте посмотреть! — протянула дрожащие руки Русланова. — Вот этот я купила за…
Думаю, что рассказ о том, у кого и за какие деньги она покупала те или иные камни, не так уж и интересен, а вот сценка из жизни артистической богемы той поры весьма любопытна. Видимо, желая доказать, что она ничем не хуже других, Лидия Андреевна приоткрыла наглухо зашторенное для простых людей оконце.
— Этим занималась не только я. Картины и драгоценности скупали и другие артисты. Например, на квартире Екатерины Васильевны Гельцер я видела богатую коллекцию картин, а также очень крупные бриллианты и изумруды. Большое количество драгоценностей у Антонины Васильевны Неждановой. Среди артистов даже ходит анекдот, что когда Нежданова надевает свои бриллианты, ее муж Голованов ходит за ней с совком, боясь, как бы она их не растеряла.
Хенкин скупает картины и золотые часы. Очень богатым человеком слывет Ирма Яунзем. Имеются ценные бриллианты у Леонида Утесова, я сама их видела на его дочери. Большие деньги нажила Любовь Орлова, в основном за счет «левых» концертов. А Исаака Дунаевского в нашей среде называют советским миллионером: у него тоже большое количество картин и бриллиантов. Занимаются скупкой драгоценностей Шульженко и Коралли.
Что касается меня, то я признаю, что картины, бриллианты, платиновые и золотые изделия приобретала нелегально, с рук, в целях наживы. И все же я бы не хотела, чтобы меня считали обыкновенной валютчицей и спекулянткой, хотя не отрицаю, что была не прочь перепродать ту или иную вещь. В стяжательстве и незаконных поступках признаю себя виновной, — закончила Лидия Андреевна.
Расправа
Судя по всему, история с картинами и бриллиантами для майора Гришаева была неожиданной и несколько сбила с толку, но, приняв от Лидии Андреевны заявление о разделе имущества со своим последним мужем: все, что в квартире, — мое, а то, что на даче, — его, — он вернулся к основной теме следствия. Время от времени стращая Лидию Андреевну ее личными антисоветскими высказываниями, он выпытывал главное:
— А что говорил Жуков в Свердловске, когда к нему ездила его давняя подруга Лидия Захарова? А о чем он говорил с драматургом Погодиным, когда последний решил писать пьесу об обороне Москвы? Не приписывал ли себе лишних заслуг в этой битве? Не окружал ли себя людьми, которые курили ему фимиам? Не жаловался ли на то, что после войны его отстраняют на задний план?
— В Свердловске он заявил, что скоро вернется в Москву и станет начальником Генштаба. Что касается пьесы, то Погодин ее вроде бы написал, но ставить ее запретили. А то, что его затирают и отстраняют на задний план, это и так ясно — иначе бы его не сослали на Урал.
Как видите, во всем, что касается Жукова, Лидия Андреевна была как кремень и никакого компромата следователю не давала. А вот ее муж Крюков, поняв, чего от него хотят, раскололся довольно быстро.
— На всем протяжении моего знакомства с Жуковым я знаю его как человека исключительно властолюбивого, тщеславного, ревниво относящегося к славе и в то же время жестокого. Солдаты его не любили.
Стремительная карьера Жукова во время Отечественной войны окончательно вскружила ему голову, и он вообразил себя новоявленным Бонапартом. При этом Жуков учитывал, что его грубое и порой жесткое обращение с личным составом не создавало ему популярности в войсках, и потому, стремясь к власти, после окончания войны он стал усиленно создавать вокруг своего имени ореол славы, используя для этого преданных ему лиц.
— Вы входили в этот круг?
— Конечно! Всей своей карьерой, всеми продвижениями по службе, не говоря уже о наградах, я обязан лично Жукову.
— И звание Героя Советского Союза вы получили благодаря Жукову?
— Особых доблестей мой корпус при штурме Берлина не проявил, но Героем Советского Союза я стал. А еще раньше Жуков спас меня от неминуемой кары. В декабре 1942-го в бою под Сычевкой я потерял почти весь корпус. Наказание за это могло быть самым суровым, но Жуков ограничился лишь внушением. Как вы понимаете, за это надо было платить — и я стал одним из самых преданных ему людей.
— А как он относился к другим военачальникам?
— Очень ревниво. Он внимательно следил за военными успехами тех высших командиров, в которых видел своих соперников по славе, и при случае не останавливался перед клеветой и оговорами. Мои же отношения с Жуковым строились на стремлении к личному благополучию, на расчете с его помощью сделать карьеру. Именно поэтому я стал послушным орудием Жукова в его честолюбивых замыслах и покрывал его враждебное отношение к партии и Советскому правительству.
— Приведите примеры его наиболее характерных высказываний.
— Ну, например, он не раз называл себя спасителем Родины. Он говорил, что Родина ему обязана всем, а не он ей. В своем зазнайстве он дошел до того, что стал противопоставлять себя Верховному Главнокомандующему товарищу Сталину, бесстыдно заявляя, что заслуга в разгроме немцев принадлежит только ему, Жукову, и больше никому. И к разгрому немцев под Москвой Верховный не имеет никакого отношения, поручив все Жукову. Это он рассказал и Погодину, который писал об этом пьесу. Не могу не сказать и о том, что Жуков всегда враждебно относился к политаппарату и партии.
— Какую цель преследовал Жуков, пытаясь захватить руководство в армии? — уточнил следователь.
— Этого я не знаю.
— Не хитрите. Вы же сами показали, что знали о враждебном отношении Жукова к партии и Советскому правительству.
— Мне его планы не были известны, — поняв, что зашел слишком далеко, замкнулся Крюков.
А теперь представьте такую картину: Берия получает протокол допроса, подписанный Крюковым, присовокупляет к нему кое-что из высказываний Руслановой и кладет эти бумаги на стол Сталину. Что дальше?… А дальше было заседание ЦК, на котором гремели такие громы и молнии, что только чудом можно объяснить, почему не арестовали и не расстреляли Георгия Константиновича Жукова. Но выволочку он получил серьезную, и от руководства армией его фактически отстранили. Само собой, он оставался под бериевским колпаком и его агенты отслеживали каждый шаг опального полководца.
В принципе цель, поставленная первыми лицами руководства МГБ, была достигнута: Жуков, за плечами которого армия и непререкаемый авторитет в народе, от власти отстранен, и теперь всеми делами в стране будут заправлять генералы с Лубянки.
Осталось совсем немногое — подчистить хвосты и упрятать в лагеря арестованных, которые хоть раз упомянули имя Жукова. Прежде всего надо было разобраться с Руслановой — не на волю же ее выпускать. А сколько дать? Этот вопрос решался просто. Но самое странное, срок заключения определял не суд, а следователь. Суд, а вернее, Особое совещание, как правило, утверждало предложенный следователем срок.
Но сперва запросили справку о состоянии здоровья Лидии Андреевны: а как же, надо знать, на сколько ее хватит, выдержит ли морозы и работу на лесоповале. Вот она, эта совершенно секретная справка, выданная санчастью Лефортовской тюрьмы:
