— ТИХОН?!!!
— Ну да, я…
— ОБАЛДЕТЬ!!!
Обнялись, расцеловались, и первый вопрос:
— А помнишь «Гуляку»? Помнишь, как мы бегали…
— Да, блин, забудешь такое. Думал, вы меня глазами в пыль сотрете…
— Ну и как, че ты с аккордеоном-то дальше?
— Нету больше аккордеона. Подорвались мы с ним на боевых…
Так и сказал: «Мы с ним». Как про товарища. Как про вчера…
Вот так, спустя больше двадцати лет, узнали мы о судьбе нашего «Гуляки»…
«Я иду тебе навстречу»
…Июнь. Жара. Мы уже отпрыгали положенные три прыжка с парашютом, и теперь — только тактика, тактика, тактика. Каждое утро выходим за город и до одури бегаем или ползаем по поросшему жесткими колючками громадному полю… В обед — пешком назад в часть. Усталые, исцарапанные, потные, пыльные… Какой же тяжелый мой пулемет «ПК», какой же неудобный… Это на тактике в поле у меня преимущество — с «ПК» не надо ползать по-пластунски, только на боку, да еще опираясь на пулемет. А парни-то со своими автоматиками да «РПК» на пузе все занятие проползали. Зато теперь все тащат «пушинки» «АКС», а мне «ПК» отбил уже все ноги. Грустно смотрю вниз на свои ботинки — эту пыль теперь, похоже, никогда не отчистить…
Входим на территорию полка… И вдруг — «Я иду тебе навстречу» в исполнении ВИА «Синяя птица». В плотном, знойном ферганском воздухе словно повеяло ветерком. Ветерком откуда-то из той жизни, которая была еще так недавно и которой, кажется, никогда больше не будет. А будет только бритва «Улыбка» по утрам — фирменный прикол ВДВ, когда недобритые неумелой рукой волосинки под носом зажимают пружинистой шпилькой от парашютного прибора и выдергивают. Ты дергаешься от боли, но вроде как «улыбаешься». Или пресловутое «Закончить прием пищи, выходи строиться!» — а мы только успели зайти в столовую и разложить в миски воду с капустой… Или «крокодильчик» перед отбоем. Все эти маленькие радости армейской жизни, благодаря которым, видимо, из нас и предполагается вырастить грозу и гордость Вооруженных сил. Они сейчас — реальность. Все, что было до этого, кажется сном. Да и было ли оно? Было ли такое, что и для нас звучали эти песни?
О чем подумали, кого вспомнили в этот момент идущие рядом пацаны? Не знаю. И никогда не узнаю — каждый прячет это глубоко в себе, внутри. Там, куда не добраться на утреннем осмотре ни Рыбе, ни Бобру, ни Путе. Наши сержанты могут только отобрать и порвать письма из дома, найденные в карманах. Последнюю ниточку, связывающую нас с той жизнью. Хотя нет уже никакой «той» жизни, есть только эта, где ты — «тело»…
— Эй, тело, ко мне бегом, марш!
Да нет, есть! Есть! Где-то там, под х/б, под тельником, внутри живет что-то светлое, чистое, неподвластное хозяевам нашей теперешней жизни. Да, мы «тела», но в нас все еще живы души. И вот этого у нас не отобрать… Не знаю, не знаю, как описать это чувство. Светлая грусть? Тоска по дому? Полет мечты? Нет у меня таких слов — описать это. Да и нужно ли — кто может, тот поймет и без слов. А кто испытал — не забудет…
Уж не знаю, случайно ли так получалось или специально ставил в одно и то же время эту песню клубный радист, но только весь июнь возвращаемся мы с занятий под «Я иду тебе навстречу». Каждый день идем мы под нее навстречу Афгану. Шаг за шагом, он все ближе и ближе. Мы еще пока только «играем» в войну. Только готовимся к ней. Но она уже потихоньку дает себя знать.
Вот сержант читает нам письма наших предшественников. Тех, кто до нас держал здесь «крокодильчика», выбегал строиться, пел от восторга под раскрывшимся куполом парашюта, обдирал в кровь колени на тактике. Тех, кто, как и мы, устало и понуро входил в полк и оживал, услышав ту же песню. Кто прошел перед нами навстречу войне.
Они в Афгане всего полгода, но уже пишут о чьей-то гибели. А ведь этот пацан из «нашего» отделения. Кто-то из нас спит сейчас на его койке и таскает его автомат. И скоро нам туда же, где он погиб.
В июле нас на несколько недель вывозят в горный центр в соседнюю Киргизию. В ту самую Ошскую область, где уже много лет регулярно делят что-то друг с другом Киргизия и Узбекистан. Мы славно налазались по горам. И уже чуть лучше представляем, что ждет нас в очень скором уже теперь будущем.
Можно сколько угодно рассказывать про горы и можно даже вполне представить себе, как трудно должно быть лезть по склону с рюкзаком, набитым камнями. Но только оказавшись на этом склоне реально с реальным рюкзаком с реальными камнями, ты понимаешь, что все твои прежние знания и представления о горах ничего общего с реальностью не имели. И какой бы романтикой ни было окутано твое представление о войне, хоть раз забравшись на этот склон, ты даже задумываться боишься, как это будет, когда сверху в тебя еще кто-то станет стрелять. Это нереально себе представить. Потому что и без всякого обстрела ты «умираешь», не добравшись еще и до середины склона.
В горном центре наши «взъ…б-дренажи» наполняются все же куда большим практическим смыслом, чем в полку. Более того, все мы с удовольствием сейчас хоть сто раз пробежались бы под «Гуляку» и хоть с утра до ночи бы строились. Но этим блаженным мечтам никогда уже не суждено сбыться. Потому что в полк мы больше не вернемся. После горного центра мы окажемся в своих казармах только для того, чтобы привести их в порядок и устранить следы запустения, вызванного нашим отсутствием. Сразу после этого практически всех нас увозят в учебный центр.
Он расположен сразу на выезде из Ферганы. Недалеко от аэродрома, с которого взлетали наши «Ан-12» во время прыжков, и за тем бесконечным полем, где мы занимались тактикой. То есть нас как бы просто вывозят из полка за город.
Учебный центр — это большая одноэтажная казарма, столовая, клуб и еще несколько каких-то зданий, назначение которых мне не очень понятно. Как поначалу не очень понятен и смысл нашего здесь пребывания. Тем более в составе одной роты. Странно и то, что после полка и горного центра дрючат здесь ощутимо меньше. Но это радует.
Впрочем, очень скоро становится ясно, зачем мы здесь. На самом деле этот «учебный центр» что-то типа чистилища перед отправкой в Афганистан. Пока что только для нашей 6-й роты. От двух других рот батальона она отличается тем, что в полном составе отправляется в Афганистан уже спустя три месяца. Все, как обещал тот самый коренастый сержант в конце апреля. А это и был старшина нашей роты Малышев. Не обманул…
Через несколько дней начнутся отправки. Уже витают в воздухе незнакомые, чужие и непривычные пока названия: Гардез, Джелалабад, Кандагар… Именно в этих афганских городах находятся десантно-штурмовые бригады и батальоны. И именно туда вскоре отправимся мы все. Кому куда выпадет. Кто в какую отправку попадет. Нам пока все равно: Гардез, Джелалабад, Кандагар. Для нас это пока ничего не говорящие чужие названия. Скоро, скоро станут они родными навек…
Через несколько дней судьба разбросает нас по Афганистану. Через несколько дней — на войну, куда мы несколько месяцев готовились. А пока нам выдали кучу новых непривычных и ненужных нам сейчас шмоток: шинели, бушлаты, парадки, шапки. Казалось бы, на дворе конец июля, жара под 50… Зачем? Но мы уже знаем — в армии нет слова «зачем». Есть слово «надо». И мы погружаемся в довольно непривычные занятия. (Как вскоре окажется — и совершенно бессмысленные. Но опять же мы в армии. Надо — значит надо…) Макая в хлорку спички, мы «клеймим» все это хозяйство, старательно выводя на изнанке свои фамилию и инициалы. Все «нулевые» вещи, которые мы сумеем довезти до бригады, навеки сгинут в ротной каптерке, и мы никогда больше их не увидим.
