Если девочка все еще влюблена в негодяя, который сперва запудрил ей мозги, потом обрюхатил, а теперь еще и обесчестил добропорядочную семью, пользующуюся неизменным уважением в высшем свете. Этот бандит корчит из себя мученика, у самого же на уме одно – он обыкновенный прелюбодей, наглым образом унижающий их девочку.
Дядя уже знал, что Кастро собираются амнистировать. Но перед тем, как карбонарий получит предписание о своем освобождении, надо будет сделать две вещи – во что бы то ни стало разлучить его с Миртой и постараться снять с него ореол мученика – в глазах общества этот пройдоха заслуживает быть только смутьяном и бунтовщиком.
В реализации плана дядя отвел Мирте незавидную роль исполнителя, не имеющего представления о целях операции и обреченного на страдание. Ничего, страдание, сдобренное ненавистью, становится лекарством. Этот коктейль если не убивает, то делает людей сильнее.
Итак, первым делом дядя выхлопотал для племянницы свидание с Кастро, сообщив, что вызволение ее мужа из тюрьмы полностью зависит от признания им законности полномочий Батисты.
– Они выпустят тебя, если ты признаешь Батисту законным президентом, – умоляла Фиделя Мирта. – Что тебе стоит? Одно заявление – и ты на свободе.
– Если я сделаю это, я предам тех, кто уже превратился в ангелов. Если Батиста сгноит меня на этом маленьком острове кислых грейпфрутов и крикливых попугаев, то я присоединюсь к ним. И когда в небе Кубы будут раздаваться громовые раскаты, люди будут знать – это мы хлопаем крыльями, – гладил жену Фидель. – Признав преступника законным президентом, я потеряю достоинство и втопчу в грязь собственное имя. Прося меня об этом, ты требуешь, чтобы я лишился бессмертия. Я не желаю для себя амнистии в обмен на свою честь.
– Мне нужен ты, а не твое бессмертное имя, – со слезами на глазах проговорила Мирта.
– Я столько пережил. Меня пытались убить. Мои друзья, те, кто верил в мою звезду, сложили головы, и ты хочешь, чтобы я перечеркнул все, за что мы боролись? Этому не бывать. – Он крепко обнял Мирту и, поцеловав ее, попрощался: – Иди, любимая. Феделито всегда будет твоим утешением. Даже если я никогда отсюда не выйду.
Следующим визитером был дядя Мирты, министр, притащивший с собой какого-то лысого очкарика в белом костюме.
– Сеньор Кастро, вы знаете, как я к вам отношусь? – начал он издалека.
– С отцовской любовью, – съязвил Фидель.
– Верно, плохо, – подтвердил министр. – Это адвокат семьи Баларт, – представил он плешивого незнакомца. – Он составил необходимые бумаги для организации бракоразводного процесса.
– А Мирта об этом знает? – нервно улыбнулся Фидель.
– Пока нет, но ваш адюльтер с Нати Ревуэльтой у всех на слуху. Если вы действительно человек чести, то соблаговолите соответствовать своему имиджу. Подпишите заявление с иском о разводе.
– Только если Мирта захочет, – после недолгой паузы решительно высказал Кастро.
– Мирта захочет, – заверил министр.
– Вы расскажете ей о Нати?
– Нет, это вы расскажете ей о Нати.
– Я не причиняю боль женщинам, которых люблю. И я глубоко убежден, что мужчина, изменяющий своей жене, вовсе не должен ей в этом признаваться. Я уверен в этом, так как правда в данном случае может причинить страдание.
– Тогда вам нужно было быть повнимательнее, когда вы указывали адрес на конверте с письмом, предназначенным вашей любовнице.
– Что вы сделали?!
– Мирта достойна того, чтобы знать правду. Думаю, в ближайшее время она подпишет исковое заявление о разводе.
Министр повернулся спиной к Кастро, секунду постоял и направился в сопровождении адвоката к выходу. Дверь одиночной камеры, расположенной прямо напротив отпевальни, захлопнулась, глуша истошный крик пришедшего в ярость бородатого узника:
– Вы забрали у меня Мирту, но вам не удастся отнять у меня сына!!!
За час до вышеупомянутого визита тюремный цензор, тучный обжора Мигель Ривес, по личной просьбе самого министрa после предварительного ознакомления переложил письмо Фиделя Нати в конверт с адресом Мирты Диас Баларт. На сей раз почта сработала четко и без проволочек. Письмо доставили в этот же день. К полуночи Мирта все знала. Наутро она попросила отвести ее к этой женщине, разговор с которой прояснил ситуацию полностью.
Уже днем по настоянию родителей она подписала исковое заявление. Спустя какое-то время дядя познакомил племянницу с перспективным министром Эрмида, который по крайней мере выглядел учтивым кавалером и был хорош собой. Клин клином вышибают. Вскоре Фиделю сообщили с воли – Мирта самостоятельно завершила бракоразводный процесс, отсудила в свою пользу сына и вот-вот выйдет замуж. Это было ударом ниже пояса.
Из тюрьмы Фидель вышел разведенным и озлобленным. От невероятной душевной боли отвлекало только то, что пребывать на свободе оказалось опаснее, чем тянуть срок в одиночной камере на изолированном клочке земли.
Киллеры Джанкано и Лански, как было оговорено с Батистой, ликвидировали бывшего начальника службы безопасности экс-президента Сокарраса, бывших чиновников экс-президента Грау Сан-Мартина, лидеров боевых организаций студентов и радикальных крыльев оппозиционных партий. Не были выполнены только два заказа – киллеры проморгали Рауля и Фиделя Кастро. Сподвижники тайно переправили их в Мексику.
– Черт с ними, – довольно потирал руки Батиста. – Кастро – мальчишка! А по Сокаррасу нанесен удар, от которого этот непоседливый старикашка не оправится!
Мейер Лански не разделял этого оптимизма. Неужто Вито переиграет их на финише со своим Сокаррасом? Лански узнал, что Фидель Кастро контактировал со свергнутым президентом Прио Сокаррасом в убогой гостинице «Каса де Пальмас» в заштатном американском городишке Мак Ален, что расположен у реки Рио-Браво-дель-Норте на границе Штатов и Мексики. Прио пожертвовал двадцать тысяч долларов на организацию экспедиции повстанцев-эмигрантов. Деньги не бог весть какие, но снова этот Кастро. Джановезе через Сокарраса сделал его своим союзником, а это уже другая игра.
Знал бы Лански, что у Кастро вообще была своя шахматная партия, в ней фигуры Сокарраса и других оппозиционных сил рассматривались «Движением 26 июля» лишь как временные союзники. Пока Батиста был силен, требовалось единение. Ну а в мафии Кастро не стал бы искать опоры, даже если бы мир вокруг рушился. Никакого пиетета перед гангстерами он не испытывал. Мало того, он всем сердцем презирал мафиози, наживающихся на страхе простых граждан.
– Я сейчас бессилен делать что-то другое, – признался он аргентинцу Че, с которым только что познакомил его Рауль во время очередной встречи единомышленников Мехико. – Я как актер в цирке, ибо вся эта политика – настоящий цирк. Но, по-видимому, я плохой актер, ибо не могу лгать. Мне противны их правила игры. Неужели я из-за этого проиграю?
– Мы не проиграем, – с верой в глазах произнес аргентинец, – потому что не станем играть по их правилам. Мы навяжем им свою игру, в которой они такие же профаны, как мы в их гребаном цирке!
