После этих слов вашингтонская публика не аплодировала оратору. Молодой газетчик из «Вашингтон пост» выкрикнул свой вопрос:
– Вы намереваетесь разорить табачных плантаторов и национализировать сахарные латифундии. Постигнет ли уготованная всем богачам участь имение в провинции Ориенте, доставшееся вам в наследство от отца?
– Аграрная реформа касается всех. Закон разрешает оставлять в одних руках не такие уж маленькие наделы земли. За излишки правительство Кубы выплатит компенсации бонами госказначейства со сроком погашения в двадцать лет под четыре с половиной процента годовых.
– Да, но это же грабеж! – откомментировал газетчик. – Это экспроприация по-советски! Что вы ответили сенаторам Джону Кеннеди и Уильяму Фулбрайту на вопрос, является ли кубинский мятеж коммунистическим переворотом, ведомым рукой Москвы?
– На Кубе совершена национально-освободительная революция. Она произошла вопреки воле большей части наших коммунистов, стоящих на позициях интернационализма. Мы же приверженцы латиноамериканского национализма. Наш национализм базируется не на возвышении какой-нибудь нации над другими, а на уважении даже самых малых народов, на их праве на самоопределение. Он заключается в желании сделать наши страны процветающими и уважаемыми государствами с развитой экономикой, а не курортными придатками империализма и полуколониями.
– Кому вы продадите урожай сахарного тростника, если его откажутся покупать в США?
– Без комментариев! – вдруг оживился порученец Фиделя, уловив настроение команданте. – Интервью окончено!
На этот вопрос Фиделю действительно не хотелось отвечать. Проще было уклониться, ведь проблемой реализации двух миллионов тонн сахара вызвались заняться его родной брат Рауль и его верный соратник Че. Для решения этой сложной задачи и для подготовки официального визита в СССР лидера кубинской революции Эрнесто Че Гевара и отправился в Москву осенью 60-го.
В 61 – м произошла героическая битва на Плая Хирон с подготовленными американскими инструкторами наемниками. К тому времени у Фиделя уже не было выбора. Под давлением обстоятельств и угрозы явной агрессии со стороны США он объявил о социалистическом характере кубинской революции.
Дальше – больше. Маневры сорокатысячного корпуса морской пехоты США в Карибском море красноречиво свидетельствовали о готовности «северного монстра» к новому вторжению. Все могло пойти по гватемальскому сценарию 1954 года, когда соседние Гондурас и Никарагуа по приказу США объявили войну гватемальскому президенту Хакобо Арбенсу и в небе над столицей Гватемалы появились «неопознанные» самолеты. Загнанный в угол президент Арбенс, начавший национализацию собственности янки, был вынужден уйти в отставку. Он так и не успел провести в жизнь свою аграрную реформу, боясь полного разрушения страны интервентами.
В дни Карибского кризиса Фидель нашел только один выход – еще большее сближение с Советами и предоставление территории Кубы для советских ракет. Че тогда полностью поддержал своего лидера. Как непосредственный очевидец и участник событий семилетней давности, он лучше других усвоил гватемальский урок и понимал, что в одиночку, без помощи второй мировой сверхдержавы, им не выстоять против янки.
В 1963-м Москва – столица социалистического бастиона – встретила Фиделя холодной зимой и невиданным радушием Хрущева. Кастро хорошо запомнил свое первое знакомство с советским лидером. То были дни обсуждения Карибского противостояния на заседании Генеральной Ассамблеи ООН. Хрущев нанес Фиделю, демонстративно поселившемуся в негритянском Гарлеме, неожиданный визит. В дешевой комнатушке беднейшего квартала Нью-Йорка зародилась советско-кубинская дружба, которая вскоре с головой накрыла народы двух стран. Да так накрыла, что даже снег под этим покрывалом моментально таял. Фиделю в морозной России никогда не приходилось мерзнуть. И не потому, что советские лидеры водрузили на его голову шапку-ушанку. Грела искренняя и горячая любовь к герою простых людей, для которых дружба никогда не была формальной. Дружить и уважать по приказу могут только политики.
– Не бойся, теперь ты наш! – стукнув кулаком о дверной косяк, сказал тогда в Нью-Йорке беззубый толстяк Никита Хрущев и исполнил барабанное соло своим башмаком прямо на заседании в ООН.
Русские, и до визита Кастро в Москву скупавшие кубинские урожаи сахара, обещали содействие в странах соцлагеря в продвижении кубинского рома и знаменитых сигар. Фиделя возили по Стране Советов, показывая всесоюзные стройки, доступные для всех бассейны и больницы, новые школы и детские сады, доказывая тем самым все преимущества социализма. Но главное, что он увидел, – это то, что советские люди воспринимали его как своего. Фидель был для них не героем далекой Кубы. Удивительно, но они считали его своим героем, Героем Советского Союза. Впоследствии ему действительно вручили со всей присущей помпезностью эту высшую награду СССР, приколов к его оливковому френчу и орден Ленина, как полагается в таких случаях.
Да, диво дивное. Русский мороз, всей сутью своей призванный застудить человека, наоборот, согрел Фиделя пуще любой мартеновской печи. Как-то на Транссибирской магистрали гиды из ЦК КПСС остановили поезд у заброшенного полустанка, где шли работы по возведению доменных печей и рабочего поселка. Люди сбежались из всех бараков, чтоб хоть одним глазком увидеть легендарного Фиделя Кастро.
Когда рослая фигура кубинца появилась в тамбуре поезда, а затем открылась дверь и народ узнал своего героя, ликование граничило с безумием. Воодушевленные рабочие – сталелитейщики, укладчики рельсов, строители, токари и фрезеровщики, инженеры и железнодорожники, коммунисты и беспартийные подкидывали вверх шапки, кричали бесконечное «Ура!» и били в ладоши до исступления, не ощущая ни боли, ни сорокаградусного мороза.
Фидель с непокрытой головой, одетый в свой всесезонный военный френч, выдыхал воздух паром, словно выпуская дым толстенной сигары «Партагас». Леденящий холод уже покрыл краснотой уши и щеки, а народ все скандировал, теперь уже на испанском: «Вива Куба! Вива Фидель!»
И тут один усатый работяга, отважившийся наплевать на строгий инструктаж парторга, резво вскочил на подножку тамбура и протянул команданте свою полинявшую кроличью ушанку. К тому времени у Фиделя скопилась целая коллекция головных уборов, включая «военно-морского каракуля с крабом», но принять сей бескорыстный дар от обычного русского парня было особенно приятно. Фидель сразу же надел шапку. Она оказалась не по размеру маленькой, оттого смотрелась по-клоунски забавно.
Однако с людьми случилось нечто не поддающееся простому объяснению. Толпа на миг замерла, будто единодушно пожелав услышать вьюгу…
Собравшимися овладели смешанные чувства. Шапки больше не летели вверх. Все внутренне признали, что отважный усач нашел своей ушанке самое лучшее применение и соревноваться в подбрасывании более не имело смысла. Как они не догадались?! Все позавидовали смекалистому работяге, одновременно ненавидя его и восторгаясь его поступком. Каждый из них хотел, чтобы именно его шапка оказалась на голове полуреального-полумифического Фиделя Кастро.
