Так персидская самка оказалась сперва в ящике из-под телевизора, продырявленном заботливыми мальчишками для вентиляции, а потом в руках неуклюжего тролля, которому было до лампочки все, что касалось графика кормления домашних животных. В этом кошка могла убедиться за тот единственный день, что провела у этой деревенщины. Она бы возмутилась, узнав, что приобрели ее за какую-то паршивую десятку. Еще и мятую. Больше стоил набор шарлоток, что держал ее новый владелец в другой руке.
Наконец этот упырь опомнился и решил ее покормить. Что это? Он совсем спятил! Она не ест сладкого. Не будь она так голодна, она бы не притронулась к этой спиралевидной горке из нежного крема, облитой карамелью и увенчанной красной вишенкой. Ну, разве что так, попробовать на вкус. Лизнуть для приличия…
Роль, которую отвел животине низкорослый тип в бейсболке, была эпизодической и очень краткосрочной. На пропитку пирожных ушла целая унция курарина. Яд подействовал мгновенно. Парализованная мускульная система самки превратила ее в скорченное существо, ощетинившееся от ужаса и боли. Через секунду она замертво упала со свешенным языком, так и не выпрямившись. Сгорбленную тушку «разносчик лакомств» теперь держал за вздыбленный хвост, с ухмылкой раскачивая перед видеокамерой. Убедившись, что оператор запечатлел кошачью смерть в полном объеме, живодер бросил тушку в кусты и постучался в дверь.
– Я Гуидо Присто из Службы семьи, – представился визитер с коробкой в руках. – Вы должны меня помнить, мы уже приходили к вам с инспекцией для осмотра условий содержания ребенка.
– Да, конечно, – узнал Делфин и открыл дверь. – Вы не выявили никаких небрежностей, дав отличное заключение. Оно очень помогло нам в окружном суде. Адвокат сообщил, что вы будете сегодня. Только не сказал, зачем.
– Трудный денек, – тяжело вздохнул Гуидо и, не удосужившись снять ни обувь, ни бейсболку, прошел в комнату. – О, что я вижу! Элиансито ждет репортаж из Верховного суда в прямом эфире.
– Сейчас покажут моего папу! – гордо ответил Элиан.
– Папа наверняка тоже тебя увидит, – сострил Гуидо. – Я специально для этого привел оператора с камерой. Помаши папе ручкой.
– Привет, папа! – подмигнул в камеру мальчик и тут же отвернулся, продолжая глазеть на экран телевизора.
– Здесь сладости для Элиана, – Гуидо поставил коробку на стол. – С ними будет намного приятнее воспринимать информацию. Адвокаты предупредили вас, репортажи каких каналов следует смотреть?
– Да, мистер Педроза и мистер Эйг оставили список, – доложил Делфин. – Не стоило им беспокоиться, мы бы и сами сориентировались. Ласаро силен в политике. Он с Марисльезис сейчас в Вашингтоне. Ну, вы знаете. Ничего, я справляюсь. Вокруг дома дежурят добровольные патрульные из активистов общины. У Кастро ничего не выйдет, если он попытается наслать на нас своих коммандос.
– Замечательно, – потер руки Гуидо. – Цель нашего сегодняшнего визита также согласована с вашими защитниками и доброжелателями. Мы преследуем лишь одну цель – показать всему миру, что мальчик и в этот знаменательный день пребывает в полной безопасности и условия его жизни все так же отвечают самым притязательным требованиям.
– Понятно, – утвердительно кивнул Делфин и, бросив взгляд на экран, произнес: – До начала ровно полчаса. Устроим чаепитие?
– Если вас не затруднит, – согласился Гуидо. – Уж больно аппетитно выглядят эти кондитерские изыски.
– Чай с корицей или с бергамотом? Или предпочитаете кофе?
– Кофе слишком банально для выходца из Латинской Америки, чай с бергамотом, пор фавор.
– Ноу проблем, амиго, – отправился на кухню Делфин.
Элиансито заинтересованно посмотрел на свежие шарлотки и, облизнувшись, задал дяде в надвинутой на лоб бейсболке вопрос:
– Это мне?
– Тебе, но только если папа разрешит, – ответил дядя.
– Как же мне его спросить, ведь он сейчас далеко?
– Расстояние прекратило быть преградой с изобретением интернет-модемов. Хотя для кубинца это в диковинку. Спроси его в камеру.
– Папа! Можно мне съесть это пирожное? – играючи включился в воображаемый диалог с отцом маленький Элиан.
Хуан Мигель, с ужасом наблюдающий за разворачивающимся в Майами действом, захрипел от негодования:
– Нет!!! Что вы хотите от меня?
– Это правильный вопрос, – самодовольно произнес командир боевиков. – Ты должен прочитать вот это.
Освальдо Того протянул несчастному листик с убористым печатным текстом.
– Камера встроенная, она над дисплеем. Читай с выражением, – посоветовал Того. – Если почувствуем фальшь, твоего сынишку угостят шарлоткой. Ты сам понимаешь, чем ему это грозит…
Он читал, глотая слова и почти не осознавая смысл, вложенный в документ спичрайтером мистера Канозы:
– Я, Хуан Мигель Гонсалес, уроженец города Карденас Республики Куба, произношу данное заявление в твердой памяти и полном рассудке, без какого бы то ни было давления, включая медикаментозное воздействие.
Учитывая невозможность выражения собственной позиции по вопросу опекунства моего сына Элиана Гонсалеса в силу постоянных угроз со стороны представителей кубинского режима, мной была предпринята попытка побега из дипломатической миссии временного поверенного по делам Кубы в Бетесде, штат Мэриленд. Она увенчалась успехом и позволила мне сделать данное заявление.
Политическая обстановка на Кубе сегодня зиждется на подавлении инакомыслия и преследовании диссидентов. Подконтрольное диктатуре образование оболванивает наших детей, превращая их в послушных зомби на страже сомнительных коммунистических завоеваний. Их родители, утратив всякую надежду на активное сопротивление, либо влачат жалкое существование, либо пытаются нелегально преодолеть «железный занавес» и покинуть остров. Они устремляются в Соединенные Штаты Америки в поисках лучшей жизни и возможности говорить открыто.
Маме Элиана, моей бедной Элисабет Бротонс, не удалось воплотить свою мечту в жизнь и увидеть нашего сына по-настоящему свободным человеком. Ее святое желание всегда являлось для нас обоюдным. Поэтому мной было принято единственно правильное, на мой взгляд, решение – во что бы то ни стало добиваться политического убежища в США, стране, которая никогда не закрывала свои двери для отчаявшихся переселенцев, не имеющих на родине даже элементарных условий для достойной человека жизни.
Знаю, многие на Кубе посчитают мое заявление проамериканским демаршем, сочтут мои действия предательством. Это делает мой собственный выбор еще более осознанным. Это выбор между управляемой толпой и истинной свободой личности. Возможно, и мой сын, когда вырастет, осудит меня и свою мать за то, что мы сделали. Но это будет осуждение свободного индивида, а не блеяние беззащитной овечки из полуголодного стада, которым управляет безжалостный бородатый пастух.
Я, Хуан Мигель Гонсалес, прошу народ Соединенных Штатов о предоставлении мне и моему сыну политического убежища в США…
