– Здравствуйте, работает автосекретарь. Я лишена
возможности разговаривать с вами, но великолепно слышу. Передавайте информацию
и обязательно перезвоните через минуту снова.
Не слишком люблю разговаривать с магнитофоном, пусть даже и
современным, но делать нечего. Аккуратно подбирая слова, словно беседуя с
умственно отсталым ребенком, я сказала:
– Людмила, беспокоит следователь Виола Тараканова, нам
необходимо встретиться и переговорить. Пожалуйста, никуда не уходите, еду к
вам.
В ухо понеслись гудки. Я послушно набрала номер еще раз и
вновь услышала легкий шорох и сопрано:
– Ваше сообщение услышано. Обязательно выполню просьбу.
Надо же, какая ловкая дама. Небось заготовила несколько
вариантов ответов на все случаи жизни.
Глава 14
До улицы Пустовалова я добралась вмиг. Оказалось, что
магистраль идет перпендикулярно Лесной улице от метро «Белорусская» в сторону
центра. Дом был большой, старый, явно нуждающийся в капитальном ремонте.
Квартира, в которой проживала немая Людмила, выглядела не слишком
презентабельно, но дверь открыла вполне ухоженная дама лет тридцати пяти с
отлично сохранившейся фигурой и великолепными тяжелыми волосами, свободно
падающими на плечи.
Я никогда не имела дела с немыми и не очень представляла,
как потечет наш разговор. Впрочем, можно ли назвать беседой общение с
человеком, который не произнесет ни слова?
– Добрый день, вы Людмила? Следователь Тараканова.
– Проходите, – мелодично ответила женщина.
Я радостно побежала за ней на кухню. Все сразу стало на свои
места. Очевидно, это сестра или подруга, служащая переводчицей. Небось тетка
владеет азбукой глухонемых, и нам не придется общаться при помощи карандаша и
листка бумаги.
Мы вошли в довольно простое помещение с самыми обычными
кухонными шкафчиками, серенькими в розовый цветочек. Но там больше никого не
оказалось. Дама подошла к электрочайнику и щелкнула рычажком.
– А где Людмила?
– Это я.
У меня разинулся рот.
– Но все говорили, что домработница Зверевой немая, и
потом автоответчик…
– Все правильно, для клиентов я – убогий инвалид, но
вам врать не хочу. Разговариваю, как нормальные люди, слышу и вижу прекрасно.
– Но к чему маскарад?
Людмила налила чай и пояснила:
– Для хорошей зарплаты.
– Немедленно объясните, – потребовала я.
– Пожалуйста, – пожала плечами хозяйка, – все
очень просто.
Перестройка застала Людмилу на третьем курсе медицинского
института. Пришлось бросить учебу и идти работать. Родители-инвалиды, денежные
накопления превратились разом в пыль, цены скакали, словно обезумевшие
обезьяны. Делать нечего, Люда взяла в руки тряпку и пошла мыть полы. Потом
устроилась на работу к одной эстрадной певице, некой Соне Мрит, и вот та и
подсказала случайно, как стать на рынке дешевой рабочей силы уникальным
товаром.
– Всем ты, Милка, хороша, – пробормотала один раз
обкуренная Соня, – убираешь чисто, с мужиком не кокетничаешь, не пьешь.
Одно плохо – язык имеешь.
Люда, не обращая внимания на бред хозяйки, расстилала той
постель. Однако следующая фраза Мрит заставила домработницу отложить подушку:
– Вон, Сафо своей бабе жуткие деньги платит, –
гундосила Соня, пытаясь вылезти из облегающего ее, словно вторая кожа,
платья, – а почему? Знаешь? Ну что эта девка такое особенное делать умеет,
а? Вот и не догадаешься!
Мрит хрипло рассмеялась и плюхнулась прямо в туфлях на
роскошное розовое атласное одеяло.
– Все как у всех, только она немая!
– Как это? – изумилась Мила. – И кому нужна
инвалидка?
– На руки она здоровая, – пояснила Соня, –
зато гарантия, что много не натреплет. Во всяком случае, с соседями во дворе
сплетничать не станет. Затруднительно на бумажке писать!
Людмила мигом поняла, как поступить. От наркоманки Соньки
она уволилась. Взяла в руки медицинскую энциклопедию – сказалось незаконченное
высшее образование – и живо подобрала себе диагноз. Детская патология,
недоразвитость голосовых связок. Крайне редкая, можно сказать, уникальная вещь.
С одним на миллион приключается. Лучшая подруга Рита Костылева, работающая в
поликлинике, дала нужную справку, и Люда отправилась в агентство по найму. Ей
тут же предложили с десяток мест, но женщина остановилась на двух семьях,
выбрав хозяйками Звереву и Виноградову. У одной Милочка убиралась в понедельник,
среду и пятницу; у другой – во вторник, четверг и субботу. Людмила не случайно
связалась с этими дамами. И в той, и в другой семье не было мужей, женщины жили
с детьми, а Мила справедливо полагала, что хозяин не растеряется и залезет к
хранящей вечное молчание девушке под юбку.
– Тяжело, наверное, за весь день не произнести ни
слова, – покачала я головой.
Люда вздохнула.
– Очень. Первое время прямо невмоготу было, иногда,
думала, не выдержу, брошу, но как про деньги подумаю!.. Конечно, и накладки случались.
Она засмеялась.
– Только у Виноградовой работать начала, схватилась за
сковородку, а ручка отлетела. Раскаленный блинчик мне прямо на голую ногу
шлепнулся. Как заору! По счастью, дома только дочка ее семилетняя была,
прибегает, такая встревоженная. Что случилось, да кто кричал? А я уже блин
подобрала, слезы утерла и пальцем в окно тычу. Она и успокоилась.
Да уж! Наш человек изобретателен, и в его стремлении
заработать ему нет равных, ни перед чем не останавливается:
– Вы хорошо знали Ольгу Леонидовну?
– Конечно, – усмехнулась Людмила, – она меня
не стеснялась совсем.
– Хозяйственная?
– Ой, горе, – отмахнулась Мила, –
ничегошеньки не умела.
Они с Алисой до моего появления всякую дрянь жрали,
полуфабрикаты из коробок. Ольга отродясь готовить не умела, да и некогда ей –
целыми днями на работе, вечером прямо падала. Говорила, в операционной чем-то
сильно пахнет, спиртом, что ли, у нее аллергия началась, а бросить службу не
могла. Но, правду сказать, зарабатывала бешеные тысячи, не нуждалась. Алиску
одевала как куклу, питались они великолепно, по два раза в год отдыхать ездили:
Турция, Испания, Канары. Машина есть, «Жигули», цвет, правда, противный:
ярко-зеленый.
– Она любила сама окна мыть?
