– Кто? Ольга? Да вы чего! Ей бы и в голову не пришло.
Мне как Алиса сказала, что мама выпала во двор, поскользнувшись на подоконнике,
я прямо прибалдела. Что-то тут не так, вы разберитесь как следует.
– Обязательно, – пообещала я, – к ней гости
часто ходили?
– Нет, наоборот, крайне редко. Ольга очень замкнутая,
даже неприветливая, у нее и подруг-то по сути нет, к Алиске Надя шлялась из
первого подъезда, девчонки из класса иногда заходили.
– А мужчины? Не монашкой же она жила? Красивая,
молодая…
Людмила опять включила чайник.
– Ольга официально считалась замужем. Муж ее иногда
заглядывал, но никаких интимностей между ними не существовало. Работали вместе,
в паре. Он хирург, она наркоз дает. У нее был другой кавалер.
Мила замолчала.
– Кто?
Домработница слегка замялась, потом сказала:
– Ну теперь-то и рассказать можно. Помните, рекламу лет
пять тому назад по телику крутили? «Коммерческий дом «Просторы»?
Еще бы. Время дикого зарабатывания денег, когда бешеные
состояния появлялись буквально из воздуха. Фирма «Алиса», «МММ», «Русский дом
«Селенга», «Хопер-инвест»… Где они все теперь? Насколько знаю, их основатели
ловко ушли от ответственности и, превратив отданные им беспечными российскими
Буратино деньги в доллары, живут припеваючи в разных местах и странах. Хотя,
что это я ехидничаю? Сама, между прочим, отнесла в МММ кровные рублики, надеясь
получить густой «навар». Естественно, на следующий день финансовая пирамида
лопнула, погребя под обломками и мои медные копейки. На память о собственной
глупости остались нежно-голубые бумажки, «мавродики», словно в издевку
украшенные портретом пронырливого математика. Хотя, чтобы там ни говорили злые
языки о Мавроди, он – гений. Сначала ухитрился убедить почти всю страну
раскошелиться, а потом додумался пообещать людям вернуть награбленное при
условии, что его выберут депутатом. И ведь избрали! Нет, на подобные дела
способны только россияне, мои милые, незлобливые, наивные соотечественники.
«Коммерческий дом «Просторы» действовал по принципу МММ. Раз
по двадцать за вечер на экранах телевизоров появлялись всевозможные рекламные
ролики, главная мысль которых сводилась к простому постулату: отдайте нам
сегодня свои денежки, завтра получите в десять раз больше. Первое время система
работала четко. Те, кто подсуетился раньше других, на самом деле ухитрились
неплохо заработать. По Москве мигом пополз слух: лучше и надежнее всего иметь
дело с «Просторами», тем более что их рекламировали с голубых экранов
всенародные любимцы: актеры и спортсмены. Обитатели моей хрущобы в массовом
порядке кинулись в данный коммерческий дом после того, как популярный член
российской хоккейной сборной снялся в рекламном ролике с таким категоричным
призывом: «Веришь мне? Иди в «Просторы»!» Надеюсь, не надо пояснять, чем все
закончилось? Уж не знаю, как ощущал себя тот хоккеист, когда увидел толпы
плачущих людей, пытавшихся взять штурмом здание центрального офиса «Просторов»
на Калиновской улице.
Однако создателю этого коммерческого дома Ярославу Рюрикову
в отличие от Мавроди не повезло. Где-то через полгода его арестовали и осудили
за мошенничество в особо крупных размерах. Данная статья подразумевает
конфискацию имущества. Шикарный дом Рюрикова, парочка машин и куча всяких вещей
отошли государству. Денег не нашли, они словно испарились. Огромные суммы,
исчисляемые миллионами… Ярослав вел себя демонстративно. При аресте торжественно
заявил:
– Вы от меня не услышите ни слова!
И сдержал обещание. На всех допросах он хранил молчание, в
камере не общался с заключенными и на суде изображал из себя немого, упорно не
раскрывая рта. Беспрерывно говорили лишь три нанятых им адвоката. Судья была
обозлена до крайности, прокурор потребовал дать ему пятнадцать лет, народ
ликовал. Наконец хоть кто-то ответит за воровство. Люди уже не желали возврата
денег, они требовали крови Рюрикова.
Приговор оказался мягче, чем думали: семь лет в колонии
общего режима. Пронырливым адвокатам удалось обломать «судейскую бригаду».
Ярослава отправили на зону, через год о нем и «Коммерческом доме «Просторы» все
забыли.
– Этот Ярослав и был настоящим мужем Ольги, –
пояснила Людмила, – он ей и квартиру купил, и машину, и вообще все!
Странно, однако…
– Что?
Людмила вытащила сигареты и, помолчав, продолжила:
– Развод Ольга со своим мужем-хирургом не оформила, и в
ее паспорте стоял штамп о браке. Отчего-то такое двусмысленное положение устраивало
и ее, и Рюрикова. А может, мужик понимал, что загремит в конце концов на нары,
и не хотел портить биографию любимой женщине. Подробностей Люда не знала, она
застала уже финал истории, пришла в дом незадолго до ареста Ярослава.
Ольга, не стесняясь «немой» прислуги, обсуждала с любовником
всякие детали.
– Деньги они спрятали, – пояснила Люда. –
Где-то в Подмосковье оборудовали тайник и зарыли, как я поняла из обрывочных
замечаний. Даже место знаю, деревня с жутко смешным названием… «Старые собаки».
Умора, нарочно не придумаешь. Но, где точно, понятия не имею.
– Почему же милиции не сказали? – возмутилась я.
Людмила осеклась, потом забормотала:
– Почему, почему, по кочану! Мало ли кто что услышит!
Точно ведь не знаю, а вдруг неправда? Ольга бы мигом за дверь выставила! Весь
заработок потеряла бы!
– Сейчас зачем тогда рассказываете?
– Так Ольги уж нет! Да и деньги давным-давно вырыли…
Людмила начала торопливо распахивать холодильник и
вытаскивать наружу сыр, колбасу, масло. Она явно жалела о том, что в пылу
разговора выдала лишнюю информацию, и теперь пыталась понравиться
«следовательше». – Странная Ольга была, – суетилась Людмила.
– Почему?
– Ну посудите сами. Жила с Ярославом, вроде любила. Она
ведь в свое время от мужа к нему сбежала. Он-то не сразу богатым стал!
– Кто?
– Как – кто? Слава Рюриков. Знаете, где они
познакомились?
– Нет, конечно.
– В метро!
– Послушайте, – не выдержала я, – не далее
пяти минут назад вы заявили, что Зверева была нелюдимой дамой, даже не имевшей
подруг. Откуда тогда подобные сведения о ее личной жизни?
Мила улыбнулась.
– Вот и видно, что вы никогда не работали в прислугах.
Через какое-то время хозяева перестают воспринимать вас как человека, а меня,
немую инвалидку, тем более.
До смешного доходит. Один раз слышу, Ольга у Алиски
спрашивает:
– Кто-нибудь приходил?
