– Слава богу, помер, – неожиданно сказанула Варя.
– Кто? – удивилась я.
– Как кто? Яшка Сироткин, – уточнила Зина.
– Когда?
– Ну, – протянули старухи, – дай бог памяти,
лет пять или шесть прошло. Клавка с зоны бумажку получила… Да ты ступай к ней.
А чего, ей миксер нельзя отдать?
Я глянула в хитрые старушечьи глаза и разом разбила
соседские мечты:
– Компьютер выбирает не человека, а квартиру. Клавдия
обязательно получит приз.
– Ну ступай тогда в первый подъезд, – вздохнула
Зина, – на третий этаж.
– Она дома?
– А куда ей деваться? – засмеялись старухи.
Я вошла в темный подъезд и со вздохом принялась подниматься
по грязным ступенькам. Вся моя жизнь до замужества прошла в подобном доме и в
таком же дворе. Только наших лучших сплетниц, целый день проводивших на
лавочках, звали баба Катя и баба Нюра. Впрочем, был у нас и свой уголовник –
Ванька Репин. Его мать старалась быстренько прошмыгнуть к подъезду под косыми
взглядами соседей…
Я нажала на звонок, и темно-коричневая простая дверь
распахнулась без всяких вопросов. На пороге стояла маленькая сгорбленная
женщина, совсем древняя по виду. Из глубин квартиры пахнуло геркулесовой
кашей. – Вам кого?
– Клавдию Сироткину.
– Я это, – настороженно ответила бабуська,
отступая в глубь крохотной темноватой прихожей. – Из поликлиники? А где
Ольга Константиновна? Заболела? Да вы проходите.
Клавдия вошла в комнату, я за ней. Когда-то, впрочем, еще
совсем недавно, мы с Томочкой жили именно в такой «двушке». Две крохотные
комнатенки и кухонька размером с собачью миску. Интересно, кто проектирует для
людей помещения подобной кубатуры? Вообще, мне кажется, что в жизни должна
царить справедливость. Кто придумал подобные квартиренки, где человеку,
имеющему семью, совершенно невозможно остаться в одиночестве, тот пусть всю
свою жизнь и живет в них без права переезда! Даже мы с Томой, две худенькие
женщины, порой сталкивались в пятиметровом «пищеблоке». На таком количестве
квадратных сантиметров лучше всего жить одинокому человеку. Впрочем, даже не
обремененной домочадцами личности трудно дышать в комнате, высота потолка
которой два пятьдесят…
Клавдия села на диван и вздохнула:
– Давление, похоже, поднялось…
– Простите, но я не из поликлиники…
– Да? – удивилась старушка. – Откуда же
тогда?
Вынув из сумки миксер, я старательно исполнила «песню» о
фирме, компьютере и призе. Хозяйка недоверчиво поглядела на коробку.
– Платить сколько?
– Ничего, это подарок.
– Совсем, совсем ничего?
– Абсолютно! Только вот бумажку заполню.
– Давайте угощу вас чаем, – засуетилась Клавдия.
На кухоньке она плеснула на самое донышко чашек
светло-желтую жидкость, щедро долила кипяток, вытащила из шкафчика вазочку с
сушками и поинтересовалась:
– Паспорт нести?
– Сделайте одолжение, пожалуйста, только не ваш, а
Сироткина Якова Петровича. Это муж, наверное, да?
Бабка помрачнела:
– Сын.
– Отлично, – бодро прочирикала я, – сейчас
оформим.
– А на меня можно? – медленно проговорила Клавдия.
Я замялась:
– Ну, вообще-то компьютер выбрал его. Да какая разница,
сын все равно миксер вам отдаст, мужчине такой прибор без надобности…
Внезапно Клавдия тихо заплакала. Я быстро добавила:
– Вам вручу, не переживайте. Вот, держите, ну,
пожалуйста, успокойтесь. Вот он, ваш, глядите…
Бабушка вытерла глаза посудным полотенцем и неожиданно
спокойно пояснила:
– Я не из-за подарка плачу…
– А в чем дело тогда?
Клавдия печально вздохнула и неожиданно спросила:
– У тебя дети есть?
– Нет пока.
– Не поймешь меня, – покачала головой
хозяйка, – хотя посоветую – нет деток и не рожай, не надо!
– Почему? Дети – это счастье!
– О-хо-хо, – протянула Клава, – не верь
людям, никакой радости в них нет. Ну, может, только первый год, когда еще в
коляске лежит… Хотя у меня и этого не было, одни неприятности да горе, а теперь
вообще одна осталась…
– А сын где?
– Умер Яшка, да и слава богу!
– Как это, разве вам его не жаль?
– Вся жалелка выплакалась, – вздохнула
хозяйка, – знаешь, так по каплям и закончилась. Одно горе от него было…
– Неужели ничего светлого припомнить не можете?
Клавдия отрицательно покачала головой:
– Маленьким учился плохо, хулиганил, в ПТУ попал, а в
19 лет загремел по статье первый раз. Машину они угнали с приятелями, ну и
пошло-поехало… Только выйдет, оглянуться не успеешь, опять сидит. Я уж в
милицию ходила, просила: «Вы мне его не возвращайте, не надо». А они в ответ:
«Никак не получится, по месту прописки должен жить». Правда, он не злой и не
пьет совсем. Так, пивком балуется, да и меня любил… Иногда прижмется и говорит:
«Ничего, мамуля, неудачный я у тебя получился, зато скоро денег заработаю,
одену с ног до головы и золотом обвешаю…»
Она помолчала, потом добавила:
– Обвесил, как же! Шесть лет тому назад вышел, взял все
мои сбережения и отнес в «Просторы», помните, контора такая была? Кладешь к ним
рубль, получаешь сто.
Я кивнула:
– Сама в «МММ» зарплату оттащила.
– Ну и чего хорошего вышло? Прямо слово, ничего, дрянь
получилась, – подвела итог Клавдия, – контора лопнула, а Яшка
вскорости исчез, ушел из дома, ну а уж затем и бумажка пришла.
– Какая?
Клавдия поднялась и ушла в комнату, потом вернулась, держа в
руках желтоватый листок: «Учреждение УУ 1167/98 извещает о смерти Сироткина
Якова Петровича…»
– И что, вы его хоронить ездили?
