Ибрагим! Значит, хитрый торгаш сообщил хозяину о моем
приходе… Откуда, интересно, он взял мой телефон? Хотя, если подумать, это
никакой не секрет, я имею постоянную московскую прописку… Сначала уточнил
адрес, а потом уж получил и номерок! Сама сколько раз проделывала подобные операции…
– Слушаю, – повторил Сироткин, – весь
внимание…
– Подождите, – пробормотала я, – сейчас,
только найду тихий уголок. У нас будет длинный разговор.
– Хорошо, – согласился Яков Петрович.
Томочка и Анелия Марковна глядели на меня во все глаза…
У нас большая квартира, соединенная из двух, и казалось бы,
что при таких условиях легко найти укромное местечко, чтобы посекретничать. Но
нет! Если чего в нашей семье и нельзя иметь, так это полного уединения, разве
только в сортире!
Сев на унитаз, я тихо сказала:
– Деньги у меня, куда их нести.
– Деньги? – переспросил Сироткин.
– Ну да, сто тысяч долларов, которые вы хотите за жизнь
Насти Леоновой, – сердито ответила я, – только не надо изображать,
будто ничего не слышали об этой девушке. Абсолютно бесполезно. Я вас вычислила
и знаю все: про клинику, Полину, ну, ту девушку, что снимает операции на
пленку… Так что прикидываться совершенно бесполезно. Знаю все!
В трубке послышался тяжелый вздох:
– Хорошо, я умею признавать поражение, честно говоря,
удивлен вашим умом и сообразительностью. Пока что вы единственная, кто сумел
разгадать ребус до конца. Итак, что хотите?
– Вы отдаете мне Настю сегодня же, я вам вручаю сумку с
деньгами – и разбежимся в разные стороны.
– Ладно, – мигом согласился негодяй. – Где
назначим встречу? Выбор места за вами…
– В одиннадцать вечера привезите Настю к метро «Речной
вокзал». Там, возле супермаркета и увидимся.
– Но в это время еще многолюдно!
– Именно. Или вы думали, что поеду на «стрелку» в лес
после полуночи? Нашел дуру! Если в одиннадцать не будешь стоять у магазина с
несчастной инвалидкой, тут же поеду в милицию… Вот они обрадуются! Кстати,
сторож Василий из подземного гаража, где вы брали «Вольво» господина
Венедиктова, тоже на вашей совести…
– Как я вас узнаю? – буркнул мерзавец.
– На мне будет ярко-желтая куртка с голубой надписью:
«Fa», зеленые брюки и красные туфли, в руках – большая сумка цвета сочной
морковки, а на голове оранжевая бандана.
– Однако, – не удержался пакостник, – яркий
наряд.
– Имеете что-либо против?
– Нет, – выпалил Сироткин и отсоединился.
В полном ажиотаже я рванулась к секретеру, схватила
стодолларовую бумажку и бросилась в сорок седьмую квартиру (этажом ниже нашей).
Подпрыгивая от нетерпения, я жала на звонок. Наконец дверь открылась и на
площадку высунулся Роман Водопьянов.
– Чего тебе, Вилка?
– Ромка, – завопила я, – вроде говорил, что у
тебя дома цветной ксерокс стоит?
– Ну, – зевнул сосед, – имеется машинка, надо
чего?
– Вот, – протянула я ему купюру, сделай мне ровно
сто тысяч баксов!
Рома попятился.
– Не-а, за такое и по шеям надавать могут, и потом, мои
«грины» даже издали за настоящие не сойдут…
– А и не надо, – улыбнулась я, – ставим
спектакль с детьми – про Морозко.
– Ну и чего? – недоумевал сосед.
– Ты сказочку-то читал?
– В детстве вроде было…
– Помнишь, когда трудолюбивая Машенька покидала дом
Морозко, она переступила через порог, и на нее упали золотые монеты? Так мы
решили засыпать ее долларами, очень современно…
– А-а-а, – протянул Рома, – давай стольник,
завтра сделаю.
– Мне сегодня надо, за час успеешь?
– Что за спешка? – изумился Водопьянов.
– У нас генеральная репетиция ночью, а утром, в десять,
премьера.
– Нет бы заранее позаботиться, – ворчал Рома,
включая ксерокс, – все в последнюю минуту делаете…
Я молитвенно сложила руки:
– Ну, миленький!
– Ладно, ладно, – вздохнул Роман, – видишь,
уже выплевывает твои баксы.
– Спасибо.
– Это должок тебе отдаю, – хрюкнул парень.
– Какой? – удивилась я.
– Забыла? Кто в мае инструкцию к этому ксероксу с
немецкого переводил?
Я засмеялась:
– Ерунда. Вот что, пока печатает, побегу одеваться.
– Валяй, – разрешил Водопьянов.
Я мигом вернулась в нашу квартиру, нацепила узкие черные
брючки, водолазку того же цвета и замшевые тапки. Совершенно не собиралась
разряжаться, как заболевший павлин, да и, честно говоря, нет у меня ярко-желтой
курточки, зеленых брюк и красных туфель, да и бандану не ношу. Но лишняя
предосторожность не помешает: такому человеку, как Сироткин, нельзя доверять.
Приеду на «Речной вокзал» и понаблюдаю за обстановкой, а милейший Яков Петрович
пусть ищет разряженную в немыслимый наряд даму. Вот увижу, что вокруг ничего
подозрительного, и выйду из укрытия. «Деньги», сделанные Ромой, я тщательно уложила
в небольшую сумочку с элегантным лаковым верхом. Это только кажется, что сто
тысяч долларов невероятная сумма. На самом деле она занимает не так уж и много
места. Интересно, сколько миллионов помещается в кейсе, таком кожаном
продолговатом чемоданчике, который любят демонстрировать в кино. Главный герой
откидывает крышку, а кейс аккуратнейшим образом забит тугими пачками,
заклеенными бумажной лентой… Я вышла во двор и поежилась. Все-таки идиотское
лето в этом году, с погодой приключился климакс: то холодно, то жарко. Утром
хлещет дождь, и москвичи натягивают куртки, днем выходит солнце, и одуревшие от
жары столичные жители вытирают потные лица, но стоит им вылезти из кофт, как на
них вновь обрушивается ливень…
– Виолочка, – раздался низкий голос.
Я повернула голову. В глубине двора стояла весьма
обшарпанная машина «Жигули». Беднягу давным-давно не красили, и на крыльях и
капоте проступили пятна ржавчины. Около открытой двери, той самой, через
которую в автомобиль садится водитель, стояла высокая худощавая женщина с
каким-то лошадиным лицом: крупный нос, большой рот, выступающий вперед
подбородок. Само лицо было нездорового желтого цвета. Словом, совсем не
красавица.