Мы довольно долго молчали, потом зазвонил телефон на письменном столе Сэнсома, и я услышал голос его секретарши из телефонной трубки и из-за двери. Она быстро перечислила список вопросов, которые требовали его срочного внимания.
– Я должен идти, – сказал Сэнсом, повесив трубку. – Сейчас вызову посыльного, чтобы он вас проводил.
Он встал, обогнул письменный стол и вышел из кабинета. Как невинный человек, которому нечего скрывать, он оставил меня сидеть на стуле, но дверь закрывать не стал. Спрингфилд также куда-то исчез. В приемной находилась только секретарша. Она улыбнулась мне. Я улыбнулся в ответ. Посыльный не появлялся.
«Мы постоянно плетемся в хвосте событий», – сказал Сэнсом.
Я подождал одну долгую минуту и принялся оглядываться по сторонам, словно испытывал беспокойство. Наконец, после убедительной паузы, я встал со стула и начал расхаживать по кабинету, заложив руки за спину, как невинный человек, которому нечего скрывать, – я вел себя так, будто оказался в незнакомом месте и вынужден ждать хозяина. Я подошел к стене за письменным столом, как если бы разгуливал без всякой цели, и остановился перед фотографиями. Я сосчитал лица известных мне людей. Получилось двадцать четыре. Четыре президента, девять политиков, пять атлетов, два актера, Дональд Рамсфелд, Саддам Хусейн, Элспет и Спрингфилд.
Плюс еще одно лицо.
Я узнал двадцать пятое лицо.
На всех фотографиях, сделанных в вечер победы на выборах, рядом с Сэнсомом находился мужчина, который радостно улыбался, словно наслаждался хорошо проделанной работой, как если бы, забыв о скромности, хотел показать, что в победе есть и его заслуга. Стратег. Тактик. Свенгали
[40]
. Закулисный манипулятор, решающий все политические проблемы.
Старший офицер штаба Сэнсома.
Примерно моего возраста. На всех фотографиях он был усыпан конфетти и опутан разноцветными бумажными лентами или стоял по колено в воздушных шариках, и всякий раз на его губах играла идиотская улыбка, но глаза оставались холодными. В них читались хитрость и расчетливость.
Они напомнили мне глаза профессионального бейсболиста.
Теперь я знал, зачем потребовался отвлекающий маневр с кафетерием.
Знал, кто сидел до меня в кресле для посетителей в кабинете Сэнсома.
«Мы постоянно плетемся в хвосте событий».
Лжец.
Я знал начальника штаба Сэнсома.
Я уже видел его.
Именно он, одетый в брюки из твила и рубашку поло, ехал в одном вагоне со мной по шестому маршруту глубокой ночью в Нью-Йорке.
Глава 40
Я очень внимательно изучил победные фотографии. Парень из поезда метро был на всех. Разные ракурсы, разные годы, разные победы, но он неизменно присутствовал – он в буквальном смысле являлся правой рукой Сэнсома. Но тут в кабинет почти вбежал посыльный, и через две минуты я оказался на тротуаре авеню Независимости. Еще через четырнадцать минут я стоял на платформе железнодорожной станции, дожидаясь следующего поезда в Нью-Йорк.
Спустя пятьдесят восемь минут я с удобствами устроился в кресле. Мимо проносились унылые ярды железнодорожных рельсов, далеко слева что-то делала на путях группа рабочих в оранжевых жилетах, которые яркими пятнами разрывали смог. Вероятно, в материал были вкраплены крошечные бусинки отражающего свет стекла на пластиковой основе – химия на страже безопасности. Жилеты были прекрасно видны даже издалека и притягивали взгляд. Я наблюдал за ними, пока они не превратились в крошечные оранжевые точки, а потом и вовсе исчезли из виду, но не раньше, чем поезд проехал милю. В тот момент я уже владел всеми необходимыми сведениями и знал все, что мне предстояло узнать о деле Сэнсома. Но еще не понимал, что именно мне известно. Тогда не понимал.
Поезд подъехал к Пенн-Стейшн. Я устроил себе поздний обед в том же кафе, где завтракал, и пешком направился в четырнадцатый участок, расположенный на Западной Тридцать пятой улице. Началась ночная смена, и Тереза Ли со своим напарником Доэрти уже пришли на работу. В общей комнате было тихо, словно из нее высосали весь воздух. Как если бы недавно прозвучали плохие новости. Но никто никуда не торопился. Из чего следовало, что нечто плохое случилось в другом месте.
Дежурная на входе уже видела меня прежде. Она повернулась на вращающемся табурете и посмотрела на Ли – та состроила гримасу, словно хотела показать, что ей совершенно все равно, будет она когда-нибудь со мной разговаривать или нет. В результате дежурная повернулась обратно ко мне и изобразила собственную гримасу – мол, мне самому решать, остаться или уйти. Я прошел мимо нее и направился между столами в заднюю часть комнаты. Доэрти с кем-то разговаривал по телефону, точнее, молча слушал. Ли сидела за своим столом и ничего не делала. Когда я остановился около нее, она подняла голову.
– Я не в настроении.
– Для чего?
– Для бесед о Сьюзан Марк, – ответила она.
– Есть новости?
– Ничего.
– Удалось найти парня?
– Похоже, ты о нем сильно беспокоишься.
– А ты – нет?
– Ни в малейшей степени.
– Дело все еще закрыто?
– Надежнее, чем рыбья задница.
– Ладно, – сказал я.
Тереза немного помолчала.
– Ты что-то нарыл? – наконец со вздохом спросила она.
– Я знаю, кто был пятым пассажиром.
– В вагоне ехало четыре пассажира.
– Земля плоская, а луна сделана из сыра.
– Твой мнимый пятый пассажир совершил преступление между Тридцатой и Сорок пятой улицами?
– Нет, – ответил я.
– Тогда дело остается закрытым.
Доэрти опустил телефонную трубку на рычаг и выразительно посмотрел на свою напарницу. Я прекрасно понимал, что означает его взгляд. Я был своего рода полицейским в течение тринадцати лет и множество раз видел такие взгляды: кому-то другому досталось расследование крупного дела, и в целом Доэрти рад, что не имеет к нему отношения, но все же ему немного жаль. Хотя находиться в центре событий с бюрократической точки зрения означает кучу проблем, это намного интереснее, чем наблюдать за расследованием со стороны.
– Что случилось? – спросил я.
– Жуткое множественное убийство на Семнадцатой улице. Четверо парней забиты до смерти под магистралью ФДР
[41]
, – ответила Ли.
– Молотками, – добавил Доэрти.
