Они ошиблись.
Когда мне оставалось полшага, я поднял ногу к ребру стола и толкнул его. Не слишком сильно, потому что на мне не было ботинок. Стол отбросило назад, и его дальний край прижал обоих сидевших перед ним парней к спинкам стульев. Сам я метнулся влево, рванул вверх пистолет с дротиком и, пока агент не успел прийти в себя, врезал ему коленом в пах. Он выпустил оружие и сложился пополам, а я перенес вес на другую ногу и влепил ему коленом в лицо. Как в народном ирландском танце. Потом я резко развернулся, подхватил пистолет и выстрелил командиру в грудь. В следующее мгновение я перепрыгнул через стол и нанес рукоятью пистолета три сильных удара по голове третьему противнику. Он почти сразу перестал двигаться и затих.
Четыре шумные секунды, наполненные насилием – от начала и до конца. Четыре единицы времени и действия, разделенные на части. Стол, пистолет, заряженный дротиком, командир, второй парень. Один, два, три, четыре. Легко и гладко. Двое парней, которым я врезал от души, потеряли сознание и истекали кровью. У того, что лежал на полу, кровь лилась из сломанного носа; тому, кто сидел за столом, я рассек кожу на голове. Рядом терял сознание командир – но тут сработала химия. Ему предстояло освоить путь, пройденный мной дважды. За ним было интересно наблюдать. Мышцы у него парализовало. Он беспомощно соскальзывал вниз со стула, но его глаза двигались, как если бы он понимал, что происходит. Я вспомнил момент, когда мир начал вращаться у меня перед глазами, и мне стало любопытно: что видит он?
Потом я повернулся и посмотрел на дверь, ведущую в третью комнату. Оставались еще фельдшеры. Возможно, были и другие. Много других. Однако в соседней комнате царила тишина. Я опустился на колени и проверил пиджак третьего парня. «Глока» там не было. В подплечной кобуре мне также ничего не удалось найти. Вероятно, они действовали в соответствии со стандартной процедурой: никакого огнестрельного оружия в замкнутом помещении с арестованными. Я обыскал двух других парней с аналогичным результатом. Пистолетов у обоих не оказалось – но у каждого имелась пустая подплечная кобура, какие носят правительственные агенты.
Из третьей комнаты не доносилось ни звука.
Я проверил карманы. Пусто. Все тщательно продумано. Только бумажные салфетки и несколько завалявшихся монеток. Никаких бумажников, значков или документов.
Я взял пистолет, стреляющий дротиками, в правую руку и подошел к двери в третью комнату. Распахнув дверь, я поднял пистолет и сделал вид, что целюсь. Пистолет есть пистолет, даже если он не заряжен и не той модели. Тут главное – первое впечатление и подсознательная реакция.
В третьей комнате никого не оказалось. Ни фельдшеров, ни других агентов, ни технического персонала. Вообще никого. Только серая офисная мебель, залитая ярким сиянием ламп дневного света. Само помещение ничем не отличалось от двух других – это был старый кирпичный подвал, выкрашенный в белый цвет. Те же размеры и пропорции. Имелась еще одна дверь; очевидно, она вела наружу – либо в четвертую комнату, либо к лестнице. Я подошел к ней, открыл и выглянул. И увидел лестничный колодец со старой облупившейся краской зеленого цвета.
Я закрыл дверь и осмотрел офисную мебель. Три письменных стола, пять шкафов, четыре ящика; все серое, самое обыкновенное, из стали. Всюду замки с цифровыми комбинациями, чему не следовало удивляться – в карманах агентов я не нашел ключей. На столах не лежали стопки документов. Только три компьютера в режиме ожидания и три телефонных консоли. Я нажал на пробелы, и все три монитора ожили. На каждом предложили ввести пароль. Тогда я стал последовательно поднимать трубки телефонов и нажимать кнопки повторного набора – всякий раз мне отвечал оператор. Тщательно продуманная система безопасности. Закончил разговор, набери ноль, повесь трубку. Трое агентов не были безупречными, но и идиотами их называть не стоило.
Несколько минут я стоял на месте. Замки с цифровыми комбинациями меня огорчили. Я хотел найти еще пару дротиков и надолго обездвижить двух других агентов. И вернуть свои ботинки.
Однако в обоих случаях мне ничего не светило.
Я босиком вернулся в комнату с клетками. Джейкоб Марк и Тереза Ли подняли головы, отвернулись и снова посмотрели на меня. Классическая замедленная реакция – я пришел один и держал в руках пистолет, стреляющий дротиками. Вероятно, они слышали шум и решили, что меня избивают. Пожалуй, они не ждали, что я вернусь так быстро или что вернусь вообще.
– Что произошло? – спросила Ли.
– Они заснули, – ответил я.
– Как?
– Наверное, им наскучил разговор со мной.
– Что ж, теперь жди неприятностей.
– А раньше у меня все было хорошо?
– Раньше ты был невиновен.
– Тереза, тебе пора повзрослеть, – сказал я.
Она не ответила. Я проверил замки на дверях в клетках. Они производили впечатление. Высокое качество, тонкая работа. Рифленые цилиндрические диски с аккуратно выгравированными цифрами от единицы до тридцати шести. Диски поворачивались в обе стороны. Я принялся их вертеть, но мои пальцы ощутили лишь легкое и равномерное механическое сопротивление. Отличная конструкция. И я определенно не услышал, как зубцы входят в нужные пазы.
– Вы хотите, чтобы я помог вам отсюда выбраться? – спросил я.
– У тебя ничего не выйдет, – сказала Ли.
– Но если бы я мог, ты бы хотела выйти на свободу?
– А почему у меня не должно быть такого желания?
– Потому что тогда у тебя будут серьезные неприятности. Если же ты останешься, то согласишься играть по их правилам.
Она ничего не ответила.
– Джейк? – спросил я.
– Ты нашел нашу обувь? – спросил он.
Я покачал головой.
– Но ты можешь позаимствовать ботинки у них. Они подойдут тебе по размеру.
– А как же ты?
– На Восьмой улице есть обувные магазины.
– И ты собираешься войти туда босиком?
– Это Гринвич-Виллидж. Если здесь нельзя ходить босиком, то где можно?
– Как ты вытащишь нас отсюда?
– Методы девятнадцатого века против рационализма двадцать первого. Однако это будет непросто. Поэтому я хочу знать, стоит ли начинать. И решение вам нужно принять очень быстро. У нас совсем мало времени.
– Пока они не придут в себя?
– До закрытия «Хоум депоу».
– Ладно, я хочу выйти отсюда, – сказал Джейк.
Я посмотрел на Терезу Ли.
– Даже не знаю. Я ничего плохого не сделала, – проговорила она.
– Хочешь остаться и доказать свою правоту? Задача будет не из простых. Отсутствие вины – вещь неуловимая.
Она снова ничего не ответила.
– Я рассказал Сэнсому, что мы изучали, как устроена Советская армия. Ты знаешь, чего они боятся больше всего? Только не нас. Больше всего на свете они боятся своих. Худшее, что может с ними случиться, – снова и снова доказывать собственную невиновность.
