Прямо впереди я заметил вход в метро.
Девушка с собачкой свернула у меня за спиной налево и вошла в многоквартирный дом. Я разглядел привратника за столиком. «Краун вик» остановился на второй из шести линий, и следовавшая за ним машина осветила фарами двух парней впереди. Они сидели совершенно неподвижно. Может быть, проверяли фотографию или звонили, чтобы получить инструкции. Возможно, вызывали поддержку.
Я присел на низкую кирпичную стену, которая опоясывала газон перед многоквартирным домом. Вход в метро находился в десяти футах.
«Краун вик» продолжал стоять на прежнем месте.
Дальше к югу от меня тротуар Бродвея был довольно широким, выложенным бетоном возле магазинов. Рядом с краем тротуара начиналась длинная решетка метро. Вход, находившийся в десяти футах от меня, представлял собой узкую лестницу. Южный выход на Двадцать третьей улице. Маршруты N, R и W. Платформа, с которой поезда направлялись в жилые кварталы.
Я поспорил с самим собой, что там есть турникет. Но ставил я вовсе не деньги, а нечто более важное – жизнь, свободу и возможность счастья.
Я ждал.
В половине второго ночи в метро действует ночное расписание и промежутки между поездами достигают двадцати минут. Я не слышал снизу громыхания и рева поездов, не ощущал потоков воздуха. Мусор на вентиляционных решетках лежал неподвижно.
«Краун вик» повернул передние колеса. Я услышал шипение насоса гидроусилителя руля и шорох шин по асфальту. Автомобиль сделал резкий разворот через четыре линии и остановился возле края тротуара рядом со мной.
Двое парней остались сидеть внутри.
Я ждал.
Я не сомневался, что это машина федералов. Из автопарка. Стандартная спецификация, а не полицейский вариант «краун вика». Черная краска, пластиковые колпаки на колесах. Пешеходов на тротуаре было немного. Одинокие люди спешили домой, неторопливо прогуливались парочки. На юге, на поперечных улицах, находились клубы. Я сделал такой вывод, потому что время от времени оттуда появлялись группы слегка подвыпивших людей, которые принимались искать такси.
Парни в машине начали двигаться. Один наклонился вправо, другой влево – так люди поступают, когда одновременно берутся за внутренние ручки дверей, перед тем как выйти.
Я наблюдал за вентиляционными решетками метро, которые находились в сорока ярдах к югу от меня.
Ничего не происходило. Ни малейшего движения воздуха или мусора.
Парни одновременно вышли наружу. Они были в темных костюмах, пиджаки на спинах смялись после долгой езды. Тот, что сидел на месте пассажира, обошел машину и встал рядом с водителем у капота «краун вика». Они находились напротив меня, нас разделяло примерно двадцать футов тротуара. На нагрудные карманы они заранее прикрепили значки. Вероятно, ФБР, но я был слишком далеко, чтобы быть уверенным до конца. Все значки гражданских служб издалека кажутся мне одинаковыми.
– Федеральные агенты, – сказал пассажир.
Словно в этом была какая-то нужда.
Я не ответил.
Они продолжали стоять возле тротуара. Ни один из них не сделал и шага вперед. Подсознательный защитный рефлекс, наверное. Край тротуара играл роль крошечного бастиона. Он не давал реальной защиты, но его пересечение накладывало определенные обязательства. Им следовало действовать, но они не знали, как поступить.
Вентиляционные решетки хранили молчание.
– Джек Ричер? – спросил пассажир.
Я не ответил. Когда все остальное не помогает, прикидывайся немым.
– Оставайтесь на месте, – сказал пассажир.
Моя обувь была сделана из резины и не так плотно сидела на ноге, как я привык. Тем не менее я почувствовал через подошвы первые признаки приближающегося поезда метро. Он либо двигался в центр от Двадцать восьмой улицы, либо направлялся к окраинам от Четырнадцатой. Пятьдесят на пятьдесят. Поезд в центр мне не подходил. Я находился не на той стороне Бродвея. Противоположное направление меня устраивало.
Я посмотрел на мусор, лежавший на дальних вентиляционных решетках. Он сохранял неподвижность.
– Держите руки так, чтобы я их видел, – сказал пассажир.
Я засунул руку в карман. Частично чтобы нащупать карточку для проезда в метро, частично хотел посмотреть, что будет дальше. Я знал, что в Куантико
[47]
уделяют много внимания общественной безопасности. Агенты имеют право доставать оружие только в случае крайней необходимости, и многим так и не удается его вытащить от выпуска до самого выхода на пенсию. Вокруг было полно невинных людей. Прямо у меня за спиной находился вестибюль многоквартирного дома. Угол обстрела грозил множеством жертв: случайные прохожие, проезжающие мимо автомобили, дети, спящие в спальнях нижних этажей.
Оба агента вытащили оружие.
Два одинаковых движения. Два одинаковых пистолета, «глока». Быстро и уверенно – оба агента использовали подмышечную кобуру, оба были правшами.
– Не двигайтесь, – сказал пассажир.
Далеко слева от меня зашевелился мусор. Ко мне приближался поезд, идущий на окраину. Он толкал перед собой столб воздуха, давление увеличивалось. Я встал и пошел вдоль перил к лестнице. Не слишком быстро и не слишком медленно. И начал спускаться, перешагивая с одной ступеньки на другую. Я услышал, как агенты устремились за мной. Твердые подошвы ступали по бетону. У них была более удобная обувь, чем у меня. Я повернул в кармане карточку метро и вытащил ее наружу.
Щель для карточки находилась довольно высоко, и на входе стояло всего два турникета – один слева, второй справа. От пола до потолка шли вертикальные прутья, как в тюремной камере. Контролер не требовался. Я засунул в щель карточку с последней поездкой, загорелся зеленый свет, и я шагнул вперед. Агенты у меня за спиной застыли на месте. Будь здесь обычный турникет, они бы просто перескочили через него, а объяснения дали бы потом. Но в данном случае этот вариант не проходил. И, разумеется, у них не было карточек. Вероятно, они жили на Лонг-Айленде, ездили на работу в машинах и проводили свою жизнь за письменными столами или в автомобилях.
Парни остались беспомощно стоять за прутьями. К тому же они не могли начать мне угрожать или попытаться договориться. Я все рассчитал правильно. Столб воздуха достиг станции, во все стороны летела пыль и пластиковые стаканчики. Первые три вагона уже свернули к платформе. Поезд завизжал, застонал и остановился, и я вошел в открывшуюся дверь, даже не сбившись с шага. Двери закрылись, поезд повез меня прочь, и я успел увидеть двоих федералов, которые замерли возле турникета, опустив пистолеты вдоль тела.
Глава 52
Я сел в поезд, ехавший по маршруту R, который идет вдоль Бродвея к Таймс-сквер, затем к Пятьдесят седьмой улице и Седьмой авеню, после чего сворачивает направо, делает остановки на Пятьдесят девятой, Пятой авеню, Шестидесятой и Лексингтон, затем ныряет под реку и движется на восток к Куинсу. Я не хотел в Куинс. Хороший район, тут нет никаких вопросов, но по ночам там скучновато, к тому же я чувствовал, что веселье развернется в другом месте. Не вызывало сомнений, что это будет Манхэттен. Скорее всего, в Ист-Сайде
[48]
, вероятно, неподалеку от Пятьдесят седьмой улицы. Лиля Хос использовала отель «Четыре времени года» как отвлекающий маневр. Почти наверняка ее настоящая база находится где-то рядом. Не напротив, естественно, но в удобной близости. И ее базой является дом на одну семью, а не квартира или номер в другом отеле. Ведь с ней команда, которая должна иметь возможность незаметно уходить и возвращаться.
