– Да какая разница?
Шатенка с недовольным видом, но послушно забралась к нему на колени и, закрыв глаза, часто и тяжело задышала. А когда он вжикнул «молнией» на джинсах, как бы нехотя задрала нижний срез платья до пупа. Резинку ее трусиков он оттянул сам…
Глава 10
Понедельник, планерка, задачи на текущий день и на всю неделю. А работы у майора Глушкова немало – доведение до самоубийства гражданина Вареницкого, на чем настаивает его мать, изнасилование несовершеннолетней, умышленное нанесение тяжких телесных повреждений… Работы полно, и ею нужно заниматься. А тут еще дела в Москве.
Но именно эти дела и не нравились Турыгину, поэтому он попросил Севастьяна задержаться после планерки.
– Что-то я тебя не понимаю, Севастьян Юрьевич. Следствие по делу ты провел, преступник задержан. Дальше ты устанавливаешь, что девчонку похитили. Хорошо, правильно, так и надо. Но кто занялся этим делом? Следственное управление по Москве? Ты правильно сделал, что спихнул это дело на них, нам этот геморрой ни к чему. Пусть московские этим делом и занимаются. А у тебя своей работы хватает… Ты что, сегодня с утра не зарядился? – Турыгин многозначительно втянул ноздрями воздух.
– Так в Москву ехать надо.
– А вчера закладывал?
Севастьян многозначительно промолчал. Ни в субботу он не пил, ни в воскресенье. Времени не было.
Турыгин понял все правильно.
– Значит, в наркологии твоя Василиса, – подобрел он.
– Хочу сегодня забрать.
– Матери нет, отца убили, нянька сидит. Интересная история… Ты что, удочерить ее собрался?
– Историю?
– Нет, Василису.
– Да нет, это слишком, – покачал головой Севастьян. – И очень сложно. Да и ни к чему это мне, да и Василисе тоже… Дело не в том. Дело в том, что память к ней возвращается. Она уже вспомнила, как от одноклассников убегала, как Стоянова ее в свою машину посадила. Она думала, что они домой едут, а кто-то приложил к ее носу тряпочку с хлороформом… Это я так думаю, что с хлороформом. Ну, а потом уже укол с морфином… И это не Стоянова сделала. Кто-то у нее в машине находился… Кто там был, Василиса не помнит. Но может вспомнить…
Василиса уже отошла от последнего укола, и на морфин ее вроде бы не тянет. Организм у нее слабый, неокрепший, поэтому наркотическая зависимость уже должна была возникнуть. Но пока ничего такого вроде бы не наблюдается. Василиса и в чувство пришла, и воспоминания к ней возвращаются.
– Сорокина может вспомнить, подельника Стояновой, – уточнил Севастьян.
– И что?
– Не нравится мне этот Сорокин. Как бы он за Василисой не пришел.
– Да ладно тебе, Севастьян Юрьевич, страсти разводить, – иронично усмехнулся Турыгин. – Этот Сорокин сейчас наверняка с поджатым хвостом где-нибудь сидит, носа не высовывает.
У Севастьяна зазвонил телефон. Начальник отдела согласно кивнул, и он взял трубку.
Звонил Шепенков.
– Стоянова сегодня ночью вскрылась, – сухо, без всяких предисловий сообщил он.
– Как вскрылась?! – похолодел Севастьян. – Сама? Чем?
– Маникюрным ножом. По косой вены резанула, так, чтобы наверняка. Соседки утром проснулись, а она уже не дышит…
– Думаешь, сама вскрылась или, может, соседки помогли?
– Не исключено, что помогли. Будем с этим работать.
– Может, к этому Сорокин как-то причастен?
– Ищем его, ищем. Только никакой он не Сорокин. «Липу» он консьержке показал. Пальчики мы его в квартире Мелихова сняли, Козинцев его настоящая фамилия. Козинцев Тимофей Алексеевич, восемьдесят четвертого года рождения, в две тысячи третьем году был осужден на три года за ограбление… Никуда он от нас не денется.
– Хочется верить.
– Ты с Василисой поговори, может, она еще там что-нибудь вспомнила. Козинцева мы за поддельные документы взять можем, но этого мало. Надо, чтобы Василиса его опознала… Извини, некогда мне!
В телефоне послышались короткие гудки, и Севастьян вернул его на место.
– Стоянова вены себе вскрыла. Возможно, убийство, – вслух предположил он.
– А если нет? – парировал Турыгин.
– А если да? Если Василиса вспомнит ее подельника? Георгий Данилович, мне к ней надо ехать. Заберу, и у себя дома спрячу. Пусть у меня пока живет, а там видно будет…
Севастьяна сейчас меньше всего интересовало, что о нем подумают. Над Василисой нависла угроза, и он должен вывести ее из-под удара, а кривотолки – дело десятое…
– Я смотрю, ты с головой ушел в это дело, – в раздумье проговорил Турыгин.
– Ну, так вышло…
– Да ты не оправдывайся, я тебя понимаю. Но если личные обстоятельства мешают работе, нужно бросать работу. Хотя бы на время отпуска… Когда там у тебя по плану? В сентябре?.. – Турыгин заглянул в график отпусков. – Стыкалов пойдет в сентябре, а ты вместо него. Дела ему сдашь… Рапорт сейчас напишешь или спешишь?
– Спешу, – кивнул Севастьян.
Нехорошее предчувствие растягивало душу, будто гармонные меха. И Турыгин, спасибо ему, его понимал.
Василиса тихонько плакала, с пронзительной тоской глядя на Севастьяна. Вчера, когда он зашел к ней в палату, она вскочила с койки, прильнула к нему, а сегодня сидит на своей койке, даже не пошевелится.
– Что такое? Что за сопли? А ну-ка, нос выше! – попытался взбодрить ее он.
Но девчонка лишь хлюпнула носом, а слезы так и продолжали катиться по щекам.
– Вы нашли моего папу? – спросила она.
– Нет.
– Его же не убили, правда? Это же мне приснилось?
– Что приснилось? – внимательно посмотрел на Василису Севастьян.
– Папа разговаривал с Ольгой, а он подошел к нему сзади, приставил к голове пистолет и выстрелил…
– Кто он?
– Ну, парень, который у вас на фотографии. Да, это он был. Я его вспомнила. Он в папу стрелял…
Севастьян еще раз показал Василисе фотографию Козинцева.
– Да, он, – кивнула она.
– Точно он?
– Да, кажется, он…
– Точно он или кажется?
– Ну, там, где он стоял, темно было…
– А вдруг это не он был? Вдруг ты оговоришь невинного человека?
Севастьян верил Василисе, но что скажет судья, покажутся ли ему ее аргументы убедительными? Тот же адвокат объявит на суде Козинцева невинным человеком, призовет Василису к совести, и неизвестно, как она себя тогда поведет.
– Ну, может, и не он это был…
Так она себя на суде и поведет. И Козинцев выйдет сухим из воды.
