Ничто, кроме интуиции Сергея и страха.
Если с ней что-то случится, он навсегда останется подлецом. Он не сможет жить, если будет чувствовать себя подлецом.
Осадок от Томкиного побега был таким отвратительным, что оставаться дома Лина не могла.
– Николай Иваныч, – предложила она. – Давайте на рынок сходим. Раньше там всякие штучки из дерева продавали. Туески, корзиночки. Сейчас продают, не знаете?
– Продают. А зачем тебе? Неужели в Москве такого барахла нет?
Конечно, выходить из дома не стоило, но от настоящей опасности, которая ей теперь угрожала, стены дома не спасали. К тому же, пока Овсянников жив, Лине киллер не страшен, у него сейчас одна задача, главная, на девчонок он отвлекаться не станет. Да и патрули не зря поставлены.
– Не барахла, а красоты, – поправила Лина. – В Москве есть, конечно, но все какое-то аляповатое. Здешние мастера лучше работают. Раньше работали, во всяком случае. Давайте сходим, Николай Иваныч. Хоть каких-то сувениров привезу, не хочется уезжать с пустыми руками. И еще мне нужно какой-нибудь банкомат найти: отдам вам деньги за билет, совсем наличных не останется.
– За билет можешь не отдавать, – проворчал он. – Вернешь когда-нибудь потом, я не бедствую.
– Спасибо, но я не люблю долгов.
Заглянув по дороге домой, Николай Иванович сунул фотоаппарат в ящик комода. Тот, кто захочет его найти, все равно найдет, куда ни спрячь, но и совсем на виду оставлять не хотелось. От фотоаппарата исходила реальная угроза, старый милиционер ощущал ее почти физически.
– Как изменился город, – заметила Лина, глядя на аккуратную дорожную разметку, сверкающие витрины, весело щебечущих в мобильные телефоны девушек. – Даже не скажешь, что совсем недавно это была самая настоящая деревня.
– Изменился, – признал Николай Иванович. Город изменился сильно, и в лучшую сторону, благодаря Сережке Овсянникову, этого нельзя не признать.
– А церковь как здорово отстроили. Я ее помню в руинах, а теперь какая красота.
– Я сам ее все время в руинах помню. Маленький был, мы на развалинах в войну играли. Церковь перед войной взорвать пытались, до конца не разрушили, так руины и оставили.
– Кошмар.
– Кошмар, – согласился он. – Дикость. Кстати, ты не окрестилась, сейчас это модно?
– Нет. Мне не нравится мода на веру.
– Мне тоже не нравится. Правда, мне не нравилась и мода на безверие.
– А сами вы как к церкви относитесь?
– К церкви как к институту… Раньше, когда вера была под запретом, с уважением относился. Требовалось обладать большой силой воли, чтобы при советской власти пойти в священники. А сейчас никак не отношусь.
– А к вере?
– К вере… Ну, если под Богом понимать некую непознанную высшую силу, то, пожалуй, верую.
– Это называется агностик.
– Знаю, – засмеялся он. – Не ты одна такая умная.
Ему больше всего на свете хотелось, чтобы она никуда не уезжала, и он разговаривал бы с ней, поил ее настоянным на травах чаем и защищал от всех киллеров, какие только есть на свете.
И в то же время ему больше всего на свете хотелось, чтобы она немедленно оказалась в Москве, в безопасности и неведении.
Прилавок с сувенирами существовал и работал. Лина ахала, восхищалась, накупила массу забавных вещиц, улыбалась дородной продавщице и не могла налюбоваться на маленького домового, совершенно точно, как заверила торговка, приносящего любовь и деньги.
– Уезжай отсюда, – прошептала Тамара в ухо Филину. Высвободилась из его объятий и громко повторила: – Уезжай. Сейчас же.
– Тебе не нравится это место? – засмеялся он, показав рукой на разогретый солнцем асфальт дороги.
– Прекрати! – разозлилась Тамара. – Тебе надо немедленно отсюда сваливать. Тебя ищут, понимаешь?
– Нет, – опять засмеялся Филин и даже потряс головой, объясняя, насколько не понимает.
– Ты меня за дуру держишь, да? – зашипела от ярости Тамара.
– Что ты, что ты, – испугался он. – По-моему, ты очень умная. Исключительно. Просто академик.
Он ничего не боялся, Тамара это чувствовала. Ему было весело, и она тоже засмеялась:
– Слушай, как тебя зовут?
– Владимир, – после едва заметной заминки он сказал правду.
Свое имя Филин ненавидел. Когда рос, его изрядно доставали анекдоты про Вовочку. А вот фамилию любил – Савицкий. Сначала Володя Савицкий стал для дворовых и школьных приятелей Совой, а потом как-то незаметно Филином. И в училище он был Филином, и потом, в самые свои сложные годы.
– Так кто меня ищет? – уточнил он.
– Правоохранительные органы, – буркнула Тамара.
– Надо же! – покачал он головой. – И какого лешего я им понадобился, не знаешь? Я добропорядочный бизнесмен. Законопослушный. Не такой богатый, конечно, как твой Овсянников, но и не бедный.
– Володя, кончай. – Тамара вдруг почувствовала, что очень устала. Смертельно. – Зачем ты сюда приехал? Зачем тебе нужен Овсянников?
– Поговорить. А ты что подумала, золотце?
– Не смей меня так называть! Я тебе не золотце, – закричала Тамара. От усталости, от обиды, вопреки природной осторожности она призналась: – Я все о тебе знаю.
– Да что ты! – удивился он. – А я всегда считал, что человек и сам себя до конца не знает.
– Послушай… – Нужно было замолчать, но она не остановилась. – Моя мама торговала на рынке. Короче, я тебя там видела. Я все про тебя знаю.
– Я ходил на рынки, это правда. Лет десять назад. У меня тогда на магазины денег не было, а еду и одежду требовалось где-то покупать. А что, не стоило?
– Володя, уезжай. Уезжай отсюда, – жалобно попросила Тамара. Если его убьют, она останется совсем одна. Сергей хочет отбить Лину у мужа, а она, Тамара, никому не нужна.
– Послушай, зо… Томочка…
– Откуда ты знаешь, как меня зовут?
– Я много чего знаю. – Он полез в бардачок, достал солидную визитку, сунул ей в руку. – Я мирный бизнесмен. Но у меня здесь дела, и тебе придется пробыть со мной до вечера, извини. Есть хочешь? Можно в ресторан заехать, тут недалеко. Ресторан, правда, для дальнобойщиков, но кормят хорошо. Хочешь?
– Нет, – буркнула Тамара, разглядывая визитку. ООО… Генеральный директор… Она сама могла напечатать стопку таких визиток.
– У меня нормальный бизнес, – вздохнул он, посмотрев на нее с жалостью. – Бензозаправки и торговля при них.
«Фольксваген» мягко тронулся, Тамара продолжала разглядывать визитку, как будто маленький кусочек бумаги мог сказать ей правду.
– Николай Иваныч, – предложила Лина. – Давайте в библиотеку зайдем, я с Антониной Ивановной попрощаюсь. А то уеду не попрощавшись, нехорошо выйдет.
