– Вилка, – вновь возмутилась Лера, – ты что это сидишь, как
китайский болванчик, с выпученными глазами? Спишь, да?
– Нет, конечно, – вынырнула я из глубин сознания, – разве
можно спать с выпученными глазами. Просто на работу пора, скоро пять!
Высшего образования у меня нет. Но в свое время мы с Томой
окончили так называемую специальную школу с преподаванием ряда предметов на
немецком языке. Я же обладаю феноменальной памятью, позволившей мне не только
получить золотую медаль, но и выучить немецкий так, что окружающие уверены,
будто у меня за плечами иняз или, на худой конец, филфак МГУ, романо-германское
отделение. Но институт я не посещала. После смерти дяди Вити и тети Ани нам с
Томочкой пришлось идти работать, иначе мы бы просто умерли с голоду. К сожалению,
я в основном проводила время с ведром и шваброй, пока однажды соседка не
попросила подтянуть по немецкому своего сынишку Тему, вдохновенного двоечника и
самозабвенного лентяя. В нынешние времена репетиторы совсем озверели и меньше,
чем за десять долларов урок, и пальцем не шевельнут. Но у Наташи не было таких
денег, и она сказала:
– Буду платить сто рублей за час, идет?
Так началась моя карьера домашней учительницы, учеников
набралось много, в основном дети из малообеспеченных семей, родителям которых
было не по карману нанять «настоящего» репетитора. Но вот парадокс. Среди толпы
небогатых школьников оказались и три ребенка из более чем денежных семей. До
того как попасть в мои руки, они прошли через многих дипломированных
специалистов без всякого толку. В дневниках у них как были двойки, так и
остались. Но через месяц занятий со мной дети начинают получать четверки, а потом
и пятерки. Почему так происходит, я не знаю, дети тоже не могут объяснить,
отчего в их мозгах после глубокой и темной ночи наступает солнечный рассвет.
Впрочем, Тема один раз сказал:
– Знаешь, Вилка, ты объясняешь не как училка, а как человек.
– В кои-то веки пришла обсудить свои проблемы, а у тебя
времени нет, – обиделась Лерка.
Я развела руками:
– Ну извини, но на самом деле мне пора идти!
– А Томка где? – хищно поинтересовалась Парфенова.
Я подавила улыбку:
– Пошла с Кристиной в ГУМ покупать девочке зимние сапожки,
небось до ночи проходят, сама знаешь, какой теперь выбор.
Поняв, что все же придется уходить, Лерка двинулась вместе
со мной в прихожую и, натягивая ботинки, недовольно забубнила:
– Денег вам, что ли, девать некуда, по ГУМу шляетесь, нет бы
на рынок съездить!
Я молча вытолкала зануду на лестничную клетку. Сама я
одевалась на черкизовской толкучке, наивно полагая, что куртка за триста
рублей, произведенная вьетнамцами, защитит тело от холода, а ботиночки из кожи
«молодой клеенки» предохранят ноги от сырости… Но куртенка разваливалась после
первой стирки, а у замечательных сапожек мигом отлетали подметки… Потом нам с
Томуськой пришла в голову замечательная мысль: мы не настолько богаты, чтобы
покупать дешевые вещи. Поколебавшись немного, отправились в ГУМ и, походив по
всем линиям, сделали удивительное открытие.
Во-первых, в дорогих магазинах очень часто бывают
распродажи, когда цена вещи падает вдвое. Во-вторых, покупатели бутиков люди
капризные, избалованные. Они ни за что не купят модель прошлого года или пальто
с крохотным пятнышком на рукаве. Мне же, ей-богу, все равно, какой воротничок у
блузки: закругленный или острый, но данный факт оказывает решающее влияние на
стоимость. В-третьих, вся одежда, приобретенная в ГУМе, сидит на нас идеально,
что в общем-то совершенно неудивительно. В магазинах, расположенных тут,
имеются примерочные, и вы натягиваете понравившиеся брюки в комфорте и тепле,
окруженная зеркалами, а не стоя на кусочке грязной картонки за линялой тряпкой,
которую держит подвыпивший торговец. В-четвертых, продавцы дорогих лавок
вымуштрованы как рекруты, они мигом показывают уцененные вещи, да еще и
советуют, что подешевле… Результат впечатляет. Моя черненькая курточка от Нины
Риччи стоила всего на пятьдесят рублей дороже, чем произведение неизвестных
«кутюрье» с толкучки… И ношу я ее третий сезон, а она как новая… В общем,
теперь мы с Тамарой ходим только по дорогим магазинам…
Лерка Парфенова, решив забить последний гвоздь в историю
своих отношений со свекровью, проводила меня до дома Никиты Федулова. Выслушав
у входа в подъезд прощальные стоны на тему «Моя свекровь – ужас, летящий на
крыльях ночи», я наконец-то избавилась от подруги и набрала на домофоне код
квартиры.
– Кто там? – пропищал Никита.
– Вилка.
Дверь распахнулась. Никита Федулов замечательный мальчишечка
семи лет. Папа его, Павел, бизнесмен. Честно говоря, сначала я считала, будто
мужик просто бандит. Один раз, придя на урок, увидела в углу холла небрежно,
горой, сваленное оружие: пару пистолетов, какие-то странные железные палки и
что-то похожее на автомат…
– К папе друзья приехали, а маме не нравится, когда они по
дому вооруженные ходят… – пояснил мальчик.
Маме Никитки, Лене, всего двадцать три. Сынишку она родила в
шестнадцать. Впрочем, Павел ненамного ее старше, ему двадцать четыре. Но в
отличие от многих браков, заключенных в юном возрасте, их союз не распался, и
оба до жути любят Никитку. У мальчишки есть все – компьютер, музыкальный центр,
горы игрушек и одежды… Но вот интересно, живя, как маленький принц, Кит
абсолютно неизбалован, он хорошо учится, увлекается компьютером… Единственная
тройка у него по немецкому, но мне кажется, что скоро проблем не будет.
Я люблю приходить в этот дом, и вовсе не потому, что Лена,
всегда улыбчивая, приветливая, приносит на подносике кофе, булочки и конфеты, а
после урока вручает конверт с десятью долларами. Именно конверт, Леночка
никогда не сует мне «голую» бумажку… У них в доме очень уютно и спокойно, так
хорошо бывает в семье, где люди просто любят друг друга. Кстати, Лена очень
хорошая художница, мне ее простые, ясные картины нравятся.
Но сегодня в доме Федуловых царила непривычная нервозность.
Хозяйка не вышла, как всегда, в холл, а двери в гостиную, кабинет и спальню,
обычно распахнутые, были плотно закрыты. Да и Никитка вел себя странно, отвечал
невпопад, а когда я удивленно спросила: «Кит, да ты не выучил, почему?» –
внезапно расплакался.
Минут за пять до конца урока в детскую вошла Лена. Я
поразилась ее виду. Лицо не накрашено, глаза лихорадочно блестят, нос распух,
словно она долго плакала.
– Виола, – сказала Лена, – вас не затруднит пройти ко мне в
спальню?
