– Что за дурацкое прозвище, – взвелся Аким, – вилка, ложка,
нож… Еще кастрюлей назовите! Звать положено так, как родители крестили!
– Вы встречали в святцах имя Виола? – прищурилась Лерка. – И
потом, вашего сыночка вообще Филей обзывают! Вот где кошмар. Так и хочется
поинтересоваться, где Степашка с Хрюшей.
– Это кто же такие? – удивился Аким.
– Ваши дети не смотрели «Спокушки»? – удивилась Лерка.
– Не говори глупости, – ответила я, – передаче, кажется, лет
двадцать, не больше…
– Да ну? – изумилась Лерка. – А мне кажется, «Спокушки»
существуют с основания телевидения.
– Вы о чем? – строго поинтересовался Аким.
– Папа, – пояснил Филя, – на телевидении есть программа
«Спокойной ночи, малыши», вот о ней и речь.
– Но они употребляли какое-то другое слово, – не
успокаивался учитель.
– «Спокушки», – ответила Лера, – так все говорят, просто
сокращение!
Аким Николаевич резко отодвинул от себя тарелку,
прокашлялся, поднял указательный палец…
– Папа, – быстро начал ветеринар, – ты опоздаешь к новостям,
пара минут всего осталась!
Педагог еще раз издал звук «кха, кха», и понеслось:
– Как словесник, человек, всю свою жизнь преподающий детям
основы русского языка и литературы, я не могу смириться с тем, во что
превратилась наша лексика. Вспомним времена Петра I. В те далекие годы…
У меня начало сводить скулы. Лерка возила вилкой в тарелке,
Томка устало села на табуретку и уставилась немигающим взглядом в стол. Филя
мрачно кивал головой, я наклеила на рожу улыбку и погрузилась в транс.
Надо отдать должное Акиму, он был опытным преподавателем и
великолепно знал, что монотонные речи усыпляют. Поэтому примерно через каждые
пять минут мужик делал паузу. Мы, обрадованные тем, что поток заезженных истин
иссяк, просыпались и начинали воспринимать окружающий мир. Тут-то свекор и
обрушивал на нас новую порцию сентенций.
– Совсем не осталось людей, которые умеют правильно
произносить числительные! Ну-ка, – он ткнул пальцем в Лерку, – ну-ка быстренько
скажи восемьсот шестьдесят девять в творительной падеже, ну…
Лерка напряглась:
– Восьмисот…
– Нет.
– Восьмиста…
– Нет.
– Восьмистами…
– Садись, два, – сообщил Аким.
– Ну при чем тут «Спокушки»! – взвилась Лерка.
– Дети должны смотреть развивающие программы десять минут в
день, – отрезал педагог, – а не всякую дрянь! На телевидении совсем ум
потеряли! Создали передачу про постельные дела, залезли, можно сказать, в
кровать к гражданам, хорошо хоть поздно показывают! А люди! Такое про себя
рассказывать. Вон одна заявила: мой супруг занимается мастурбацией! Стыд и
позор, даже не покраснела!
– А, – обрадовалась Лерка, – вы тоже любите передачку «Про
это» смотреть! Прикольная штука!
Аким Николаевич совсем пожелтел.
– Я никогда не смотрю подобные мерзопакости…
– Откуда вы тогда знаете, про что там говорят? – хихикнула
Парфенова.
Но Акима оказалось не так просто сбить с толку.
– Мои дети, имею в виду и Олега тоже, выросли нормальными
людьми, полезными членами общества, они не курят, не пьют, не заводят любовниц…
Я уставилась в тарелку. Между прочим, Олег курит, вот
крепкие напитки не употребляет совсем, только пиво, и насчет любовниц правда.
Куприн не бегает по бабам. Может, он любит меня, а может, времени нет на шашни…
По моему глубокому убеждению, ловеласничают те, у кого слишком много досуга.
– А все потому, – гудел Аким, – что в раннем детстве они
видели перед глазами положительный пример отца, а не стыдные передачки с голыми
девками.
При этих словах Лерка разинула рот, чтобы достойно ответить
старику, но в тот же миг из коридора раздался дикий грохот. Все полетели в
прихожую. В Тамариной спальне заливалась нервным лаем Дюшка, не решавшаяся
бросить новорожденных.
Взору открылась дивная картина. На полу, сжимая в руках
отодранную от стены вешалку, сидел Олег. Муженек с головы до ног извалялся в
грязи, плащ, брюки, портфель, даже кепочка были в черно-серых пятнах. Очки
съехали у Куприна на кончик носа, шарф отчего-то свисал из кармана, а на ногах
у него красовались чужие ботинки. Мой майор не носит белые вельветовые тапочки
или, по крайней мере, не делает этого в начале ноября.
На пороге, держась за косяк, стоял Семен, надо признать, он
выглядел еще хуже: слой грязи, покрывавший Сеню, оказался толще…
– Вы где были? – оторопело спросила Томуська. Сеня громко
икнул, по коридору поплыл сильный запах перегара, и тут только до меня дошло
наконец, что парни пьяны в лоскуты.
– Вы где были? – повторила Тома недоуменно. Сеня снова икнул
и тихо сполз на порог. Голова его зацепилась за ручку, издатель в изнеможении
закрыл глаза и громко захрапел. Олег, сохранивший какие-то рефлексы, сообщил
из-под вешалки:
– В экс… в экстрем… в центре…
– В каком? – обозлилась я. – В каком центре можно так нажраться?
В том, где изучают влияние водки на организм мужчины?
– Мы пили коньяк, дуся, – сообщил Олег, – дусин пусик хлебал
коньюсик!
До сих пор алкоголики вызывали у меня только чувство
глубочайшего отвращения, но отчего-то Сеня и Олег казались просто смешными. Да
и какие они пьяницы! Наверное, в жизни каждого человека случается день, когда
его укладывает на лопатки зеленый змий.
Олег попытался встать, потерпел неудачу и повторил:
– В центре, в центре экстремальной медицины.
– Это что ж за медицина такая? – изумился Филя, отделяя
вешалку от Олега. – Первый раз слышу.
Но Куприн лег на пол и, пробормотав: «Меня завтра в семь
разбудите», оглушительно захрапел.
Мы с Томуськой растерянно переглянулись. В такую ситуацию мы
попали впервые. Впрочем, я, прожившая все детство с запойными хануриками,
великолепно знала, что делать, и принялась раздавать указания:
– Начнем с Семена. Филя, бери его за руки, а мы за ноги, и
потащили в спальню.
