Я заперла дверь ключами Лены, положила их в карман,
подхватила пакет с картиной и сказала:
– Бабушка заберет, сейчас позвоню Марье Михайловне, ты
скорей всего к ней ночевать пойдешь, раз маме так плохо.
– Ура, – заскакал Никитка, – к бабе Маше, вот зыко, там
Модест!
Модест – это разъевшийся сверх всякой меры перс, больше
похожий на карликового бегемота, чем на представителя славной породы кошачьих.
Я отвела Никиту в бассейн, потом вернулась назад в квартиру
Федуловых и позвонила сначала своему мужу Олегу, потом бабушке Никиты, Марье
Михайловне.
Мой супруг хороший профессионал, кстати, мы и познакомились
с ним благодаря его службе. Я пришла к нему в рабочий кабинет с одной просьбой…
Роман наш протекал стремительно и завершился свадьбой. Но приятного ощущения от
замужества у меня никак не возникает. Олега никогда нет дома, и все то, что
обычно делает в квартире мужчина, лежит на моих плечах.
Я ловко вбиваю гвозди, меняю перегоревшие лампочки, могу
просверлить дырку и, засунув туда дюбель, ввернуть шуруп. Мне известна разница
между долотом и стамеской, и я никогда не путаю крестовую отвертку с обычной. Я
спокойно справляюсь с засором в ванной или на кухне, не боюсь мышей и
великолепно усвоила несколько постулатов женщины, в одиночку управляющейся с
хозяйством: то, что нельзя поднять из-за большого веса и перенести, можно
оттащить волоком. Не желающую откручиваться пробку у бутылки с газированной
водой легко повернуть, зажав ее щипцами для колки орехов. Правило рычага,
помните, проходили в школе по физике? Если же нет сил скрутить крышку у банки,
последнюю следует перевернуть и аккуратненько поддеть тонким ножом железный
кругляшок. Раздастся бульканье или звук «чпок» – и готово дело. Впрочем,
справедливости ради замечу, что все вышеперечисленное я освоила еще до знакомства
с Олегом.
В браке у меня появилась стойкая уверенность: в случае любых
неприятностей следует звать на помощь Олега. В конце концов он появится и
поможет! Ну повесил же все-таки новую кухонную полку, которая категорически не
желала отрываться от пола, когда я пыталась ее приподнять. Правда, до этого мы
три месяца жили, натыкаясь на нее на кухне…
Но сегодня, услыхав о том, что стряслось у Федуловых, Олег
примчался через пятнадцать минут. Причем не один, а в компании мужиков, которые
стали бесцеремонно ходить по квартире, открывая шкафы и перешагивая через горы
неубранных вещей.
– У них всегда такой бардак стоит? – поинтересовался Олег.
Я покачала головой:
– Нет. Вчера был обыск. Мужа Лены, Павла Федулова,
арестовали.
– Я-асно, – протянул супруг. – Ну, а ты где была в момент
убийства?
– Поднималась вместе с Никитой в мастерскую, на чердак.
– Зачем?
Я уже хотела было сообщить правду, но мигом передумала.
Картина Лены не имеет никакого отношения к данной истории. Федулова хотела
выставить ее на вернисаже в «Арт-Мо». Вот я и отнесу туда пейзаж. Леночка очень
мне нравилась, я должна выполнить ее последнюю волю… Взгляд упал на небольшой
холст в красивой раме, стоявший у стены в кабинете.
– Да вот, – сказала я, – она просила принести эту картину,
хотела здесь повесить.
– Чего же сама не пошла?
– Боялась пропустить приход адвоката!
– Понятно, – процедил муж и крикнул: – Юрка, забери эту
мазню!
Я почувствовала ликование в душе. Так и знала! Скажи я
правду про пейзаж, он бы мгновенно оказался среди вещественных доказательств. А
мне очень хотелось отнести полотно в «Арт-Мо».
В кабинет влетел Юрка. Я знаю его всю жизнь, с самого
детства, мы жили с ним в одном подъезде, и он частенько прибегал к нам просто
так, на огонек. Кстати, именно он отправил меня в свое время к Олегу, и жена
Юры, Лелька, долго потом говорила:
– Ну видали, замуж вышла благополучно, а сватам ничего? Ни
мне шали, ни Юрке шапки…
– Здорово, Вилка, – сказал Юра, ухватил картину и
присвистнул: – Ох, ё-мое, красота офигенная!
– Что там? – не утерпела я и подошла к приятелю.
В ярких лучах летнего солнца на полянке стояла, вытянув руки
к небу, абсолютно обнаженная женщина с роскошной фигурой. Неизвестная натурщица
была хороша статной, несовременной красотой. Грудь этак размера пятого, тяжелые
бедра, полные ноги, но кожа белая-белая, сияющая, а по плечам рассыпан каскад
рыжих, роскошных волос. Лицо же простецкое, с полными щеками, носом-картошкой,
не слишком выразительными голубыми глазами и крупным ртом. Таких дам любил
изображать Кустодиев.
– А ты не видела, что взяла в мастерской? – прищурился муж.
Я вздрогнула. Вот ведь какой наблюдательный – сразу заметил
мою оплошность, надо выкручиваться.
– Естественно, видела, – сердито ответила я.
– Зачем тогда еще раз посмотреть решила? – спокойно
осведомился Олег.
Я дернула плечом:
– Да интересно стало, что так понравилось Юрке. По-моему,
ожиревшая корова.
– Ну не скажи, – улыбнулся тот, – очень даже ничего, этакий
персик сочный.
Я хихикнула:
– Ну-ну, на Новый год обязательно подарю тебе репродукцию
«Деревенской Венеры», повесишь в гостиной!
Юрасик с опаской глянул на меня:
– Ты всерьез?
Я подавила ухмылку:
– Конечно, раз так нравится, должно всегда находиться перед
глазами.
Потом, глядя на смущенного Юрку, я не утерпела и продолжила:
– Представляю, в какой восторг придет Лелька!
Патологическая ревность Лели, жены Юры, отлично известна
всем знакомым. Если бы она могла, то водила бы мужа по городу с завязанными
глазами. Откуда взялась эта милая привычка, непонятно. Юрка добропорядочный
семьянин, отец двух мальчишек-близнецов, жене своей не изменяет, но, как всякий
субъект мужского пола, иногда с интересом поглядывает в сторону молодых,
длинноногих и белокурых…
– Хватит паясничать, – хмуро велел Олег, – давайте,
действуйте. Ты, Юрка, займись своим делом, а ты, Вилка, двигай домой, там и
побеседуем, вечером!
