Николаша выбросил шмотки, золотишко сунул в свой рюкзак,
туда же запихнул и тубус. Внутри его парень обнаружил картинку на божественную
тему. Сам Коленька, комсомолец, в бога не верил, Библию не читал и ни о какой
«Тайной вечере» понятия не имел. В живописи он совершенно не разбирался и
искренне считал, что художник, написавший полотно, изображавшее медведей в
лесу, работает на кондитерской фабрике. Кстати, рисунок белого топтыгина на
других шоколадках выглядел совсем не хуже… Картинку, вообще говоря, следовало
выбросить. Колю, человека не слишком далекого и сообразительного, даже не
насторожил тот факт, что пытавшаяся убежать фрау, явно из господ или очень
приближенных к ним людей, взяла с собой из огромного количества вещей, которыми
был буквально набит замок, лишь эту картинку… Одним словом, он чуть не выбросил
полотно, остановила его лишь одна мысль. Дома, под Москвой, в деревеньке
Строгино, выплакала все глаза мамочка, истово верящая в бога. Сколько ни
выносил сын-комсомолец из избы икон, сколько ни рассказывал неразумной женщине про
опиум для народа… толку никакого. В конце концов парень махнул рукой, мать он
любил, а война и вовсе примирила его с родительницей. Вот и решил Николаша
отвезти матушке красивую картинку.
Так эскиз к «Тайной вечере» прибыл в Подмосковье. Мать
обрадовалась сувениру, прикрепила вещицу кнопками в красном углу, между
изображениями Николая-угодника и Сергия Радонежского, и стала молиться на новую
икону.
После смерти матушки Николай снял все изображения с нимбами
со стен, хотел выбросить, да рука не поднялась, затолкал в чемодан и пихнул в
чулан. Потом он женился, пошли дети. На месте деревеньки вырос квартал
Строгино, где бывшим селянам дали квартиры, хорошие, с ванной и туалетом. Коля
подсуетился, снес одно из золотых колечек, найденных в чемодане, чиновнице и
получил аж три квартиры: для себя, сына и дочери… Жизнь потекла хорошая. Возил
хлеб в фургоне, работа нравилась, доставляла радость… Незаметно подошла
старость, пенсии хватало, правда, не на все, но помогали выросшие дети, на
шести сотках радовали глаз овощи… Потом начался ужас перестройки…
Золотишко Коля, вернее, теперь уже Николай Петрович, продал
не сразу. Сначала проводил в Германию на постоянное место жительства сына и
сноху. В душе жило недоумение: как же так, мы же их победили… Затем подалась в
Америку дочь с семьей… Следом умерла жена. И остался Николай Петрович
один-одинешенек, никому не нужный. Вот и пошли в дело цацки из чемоданчика фрау,
их хватило на десять лет вполне нормальной жизни. Картинку же, хранящуюся
теперь на антресолях в газете, Степин за ценность не считал. В Третьяковку
пошел только потому, что внучка как-то сказала:
– Это, дедуля, копия очень известной вещи, похоже, сделанная
хорошим художником, небось денег стоит!
Но Руфина Михайловна, благоговейно державшая в руках работу,
только кивала головой. Нет, это подлинник!!! Глуповатого Николая Петровича
оказалось легко обвести вокруг пальца.
Искусствовед оставила работу у себя, велев старику прийти в
понедельник.
– Есть у меня один знакомый богач, – улыбалась Руфина, – как
раз такое собирает. Он вам, дедушка, хорошо заплатит.
– Дай бог тебе здоровья, дочка, – просипел Степин, покидая
кабинет. – Уж помоги, хоть сколько дадут – и ладно.
Руфина Михайловна тут же позвонила Маше Говоровой.
Галерейщица не поверила ушам.
– Леонардо? Ты ничего не перепутала?
– Нет, – клялась искусствовед, – абсолютно точно!
– Невероятно, – прошептала Маша и начала искать покупателя.
В нашей стране теперь тоже есть до омерзения обеспеченные
люди. Журнал «Форбс», публикуя в конце каждого года список ста богатейших
личностей земного шара, включил в него в 1999 году наряду с французом Дюпоном,
американцем Биллом Гейтсом и немцем Кохом более десятка русских фамилий. Маша
знала, что она обязательно отыщет того, кого заинтересует Леонардо. Жаль лишь,
что полотно нельзя выставить на аукционы «Кристи» или «Сотбис», потому что
неленивая Машенька перерыла гору литературы, просидела пару дней в Ленинке, но
узнала подробности про «Тайную вечерю».
Дом в Аусхофе, замок, поразивший великолепием простоватого
Колю и его товарищей, принадлежал барону Карлу фон Рутенбергу, известному
коллекционеру. Венцом его собрания считался эскиз, а вернее, копия, сделанная
маслом гениальным Леонардо.
В 1945 году, при взятии Аусхофа, барон погиб, его жена и
дочь тоже, а замок разграбили солдаты. Хотя генералы и утверждали, что
советские воины не мародерствуют, это было не совсем правдой. Из Германии
уходили вагоны, набитые мебелью, посудой, одеждой, тканями… Высшее командование
хотело порадовать свои семьи. Предметы искусства брали только редкие,
понимающие в нем толк люди, а таких среди маршалов, генералов, полковников и их
приближенных были единицы. Солдаты, сержанты и лейтенанты тоже хватали
«мануфактуру»… Наверное, поэтому замок в Аусхофе лишился столов, стульев,
занавесок, роскошных сервизов, сделанных в Мейсене, ковров, столового серебра…
Но коллекция яиц Фаберже осталась нетронутой. Военным показались невзрачными
эти штуки, да и Пасху в России тогда не отмечали. По той же причине в шкафах не
тронули раритетные издания: первую печатную Библию, рукописные книги Средних
веков. А уж полуразбитые глиняные плошки из Древнего Египта не вызывали ничего,
кроме усмешки, ну кому нужны эти черепки? Вот парчовые шторы, это да, выглядят
богато. Однако эскиз Леонардо пропал.
Окажись он сейчас на «Сотбис» или «Кристи», потомки Карла
фон Рутенберга подняли бы дикий крик. Говорова это великолепно понимала и
решила искать покупателя в России.
Николаю Степину отвалили целых пять тысяч долларов.
Благодарный старик, не ожидавший получить за мазню больше ста баксов, готов был
целовать Руфине ноги.
Эскиз Маша Говорова спрятала у Лены Федуловой. У той дома
имелся сейф, да и квартира была в элитном доме… Машка жила в коммуналке вместе
с соседом, который обожал открывать ее комнату и рыться в вещах. Катька
Виноградова делила квартиру с бывшим мужем, отвратительным субъектом, доверия
которому не было ни на грош. Руфина обитала в «хрущобе» на первом этаже, дверь
в которую легко вышибалась с полпинка. Илье… Илюше девицы ничего не сказали.
Парень занимал в «синдикате» самую нижнюю ступень. Маша, Лена, Женя и Катя были
очень дружны, Илюша же попал в их круг только из-за того, что Женя Бармина,
главная «кисть», неожиданно скончалась.
– От чего? – прервала я Руфину.
Та замахала руками:
