Стоп! А как же встреча с руководителем Департамента, на которую он ехал по злосчастному Куркинскому шоссе?! Ведь его нужно срочно проинформировать о случившемся! И о том, что Горчаков не успеет к назначенному времени…
Впрочем, назначенное время, скорее всего, давно прошло.
– Который час? – шепчут бледные губы старика. – И какое сегодня число?..
Он тянется ладонью к панели, нащупывает и жмет кнопку вызова дежурной медсестры. Та появляется ровно через минуту в сопровождении неулыбчивого сорокалетнего врача и давнего коллеги по работе – генерала Рябинина.
* * *
Рябинин топчется позади доктора и, улыбаясь, ждет своей очереди. Здесь главным является врач, его слово – закон.
Неулыбчивый мужчина в очках и со свернутой в трубочку историей болезни присаживается рядом на стул, застегивает на запястье больного манжету с датчиками и расспрашивает о самочувствии. Получив порцию устной и электронной информации, прощается.
– У вас, – обращается он к посетителю, – ровно десять минут.
– Так мало?! – протестует тот.
– Больше разрешить не могу. Приходите денька через два-три, когда состояние нашего пациента будет стабильно нормальным.
– Кто? – коротко спросил Горчаков.
Рябинин дожидается, когда закроется дверь за медперсоналом. И негромко говорит:
– Пока, Сережа, информации крайне мало. Ты подстрелил водителя «Вольво», сообщники из другой машины добили его и человека, сидевшего справа. Затем все хорошо подчистили: при трупах не обнаружено ни документов, ни вещей, ни оружия. Так что приходится работать с нуля. По почерку могу сказать одно: нападение тщательно спланировано и профессионально исполнено.
– Утешил… Сколько я здесь валяюсь?
– Трое суток. Вчера к тебе несколько раз возвращалось сознание.
– Ничего не помню. Только темнота и светло-серые пятна. Значит, меня столкнули с дороги три дня назад?
– Да, Сергей. В безлюдном местечке – в лесу, на Куркинском шоссе.
– Как на это происшествие отреагировало руководство?
– Обычно. Сформировало следственную группу. Постоянно интересуется твоим состоянием, проявляет заботу. Как видишь – в элитную клинику тебя устроили, кругом чистота, порядок, куча охранников…
– А кто занимается подготовкой к операции «Эхолот»?
Приятель кашляет в кулак и оглядывается на дверь, словно спрашивая разрешение у доктора на озвучку плохой новости.
– Борщевский занимается.
– Что?! – приподнимается на локтях Сергей Сергеевич.
– Нет-нет, ты лежи, пожалуйста! Тебе нельзя волноваться – меня док предупредил.
– Ладно. Рассказывай, что происходит?
– Что… Вчера указом Президента Борщевского произвели в генерал-майоры. А руководитель Департамента доверил ему временно исполнять твои обязанности.
– Понятно, – недовольно бурчит Горчаков. – Черенкова давно видел?
– Черенков исчез.
– Как исчез? Да что у вас творится?!
– Тихо! – шипит Рябинин. – Прошу тебя – не шуми. Никто толком ничего не знает. Борщевский исключил его из основной группы подготовки к операции «Эхолот», назначив старшим Георгия Устюжанина. А сам Черенков вчера вечером пропал…
– Пропал… – ворчит Горчаков. – Вискарь небось в кабаке хлещет. Готовился к «Эхолоту» – терпел, воздерживался; отстранили – решил наверстать. Слушай, а ты не мог бы оставить мне свой сотовый телефон?
– Прости, Сергей, не могу, – твердо отвечает старый друг. – Я отлично знаю, что ты начнешь нервничать, волноваться, названивать шефу, беспокоиться об оставленных делах. Это в твоем положении недопустимо. Прости…
– Ну так сделай сам что-нибудь!
– Что мы можем сделать, Сережа? Ты же отлично знаешь: Борщевский – протеже какой-то большой партийной шишки, и пока мы не выясним, чей именно, пока не найдем еще бо€льшую шишку, способную вычистить Департамент от этой мрази, – вопрос не решится. Необходим хороший пинок сверху…
Горчаков обессиленно откидывается на подушку и устало прикрывает глаза. При каждом сокращении сердца в голове отдавало болью так, словно на его затылке кто-то чеканил монеты…
* * *
После ухода приятеля Сергей Сергеевич около получаса приходит в себя от нежданных новостей – лежит расслабленно, неподвижно, стараясь ни о чем не думать. Это давний и проверенный метод избавлений от сильных головных болей.
Но вскоре одиночество, давящая тишина и безысходность делают свое черное дело: Горчакова обволакивает невыносимая хандра. На злободневные рабочие вопросы о наглом поведении Борщевского, об исчезновении Черенкова, об операции «Эхолот» – он с трудом, но находит логичные ответы. А хандра не уходит…
«Что со мной? – удивляется старик. И, горько усмехнувшись, отвечает: – Все просто – ты же все прекрасно понимаешь. На самом деле старый человек тоскует не по политическому устройству своей страны, не по старому порядку или низким ценам на сыр. Он тоскует об утраченной молодости и по милому заблуждению о бесконечности жизненного пути, уходящего куда-то далеко-далеко за горизонт…»
Когда боль окончательно покидает, он несколько минут осматривает палату – осторожно поворачивает голову, изучая потолок, стены, плоскую панель телевизора, окно, дверь…
Стандартных камер наблюдения не видно, но он знает, насколько искусны его коллеги в размещении крохотных объективов скрытой видеоаппаратуры. Впрочем, камер здесь может и не быть, а вот парочка микрофонов точно имеется. И любое слово или разговор, произошедший в этой палате, фиксируется, а распечатка ежевечерне ложится на стол…
Стоп!
Кому она ложится на стол? Руководителю Департамента? Вряд ли. На кой черт Горчаков ему сдался! Они работают бок о бок много лет и отлично знают друг друга.
Кому-то из других заместителей? Тоже нет – никому из них Горчаков дорогу не переходил, на повышение в должности не метит, в чужую вотчину не лезет.
Мерзкому выскочке – новоиспеченному генералу Борщевскому? А вот это не исключено. Борис Маркович не глуп, дальновиден и относительно молод. Первое генеральское звание получил, так почему бы заранее не побеспокоиться о следующем? Возможно, негодяй Борщевский для того и появился в Департаменте, чтобы занять его место.
Впрочем, не исключен и совершенно безобидный вариант – прослушка палат местной службой безопасности. Рябинин ведь оговорился: «Кругом чистота, порядок, куча охранников…»
От нахлынувших мыслей в висках опять застучало.
«Не стоит так нервничать, – подумал Горчаков, – нужно успокоиться и попытаться встать. А поднявшись, я убью трех зайцев. Во-первых, оценю свое физическое состояние. Во-вторых, проверю, ведет ли местная охрана видеонаблюдение за моей палатой. И, в-третьих, осмотрюсь на предмет побега…»
