– Мама умерла, – ответила девочка.
– Как? – изумилась я.
Она пожала плечами.
– А как умирают – просто. Легла в больницу, щитовидка у нее
болела, а назад не вышла.
Я стояла в полной растерянности. Девушка спокойно захлопнула
дверь. Из квартиры донеслись взрывы веселого смеха. Однако дочь не слишком
горюет по умершей не так давно матери.
Спустившись вниз, я пошла к двери.
– Женщина, – окликнула меня консьержка, – платочек потеряли!
Я обернулась и увидела на полу у лифта платок из голубого
батиста.
– Это не мой.
– Значит, Глаголева из 64-й обронила, – вздохнула лифтерша,
– она только что ушла.
Я нагнулась.
– Не трогайте, – испугалась тетка.
– Он мне не нужен, просто я хотела его вам на стол положить,
передадите той, которая выронила.
– Ни боже мой, – замахала руками женщина, – никогда не
прикасайтесь к чужим носовым платкам! Даже у родных не берите.
Я улыбнулась.
– Как же стирать?
– Пусть сами в машину засовывают. Я своим сразу заявила: не
смейте платки в общий бачок класть. Испачкали, быстренько сполоснули и сушить
повесили.
В подъезд вошла худенькая черноволосая девушка.
– Здравствуйте, Марья Сергеевна, – улыбнулась она.
– Добрый день, Анечка, – отозвалась лифтерша, – что же ты у
Олеси не гуляешь? Там давно пляшут.
– Некогда мне, – вздохнула Аня, – работы много.
Она вошла в лифт, двери со скрипом закрылись, платочек
продолжал сиротливо лежать на кафельной плитке.
– Отчего же вы шарахаетесь от носовых платков, – улыбнулась
я, – боитесь инфекцию подхватить?
– Если берешь в руки не свой платок, – на полном серьезе
заявила Марья Сергеевна, – то вместе со слезами получаешь и чужие беды, ну и
заражаешься ими.
Я не выдержала и рассмеялась:
– Жуткая чушь!
– Вот и нет, – обиделась Марья Сергеевна. – Мне Лариса
Григорьевна объяснила. Она знаете кто была?
– Кто?
– Лучшая гадалка в России, жаль, умерла, но смерть свою
предчувствовала, шла в больницу и сказала: «Эх, Маша, прощай, не увидимся более
на этом свете».
– Вы говорите про Левитину из 46-й квартиры?
– Именно. Грустная такая из дома уходила. Я ей вслед кричу:
«Лариса Григорьевна, не волнуйтесь, все люди, если в больницу собрались, о
смерти думают». А она повернулась и тихо ответила: «Я, Машенька, смерти не
боюсь, потому как знаю, что ждет за чертой. Мне жутко делается, когда
вспоминаю, кто меня на тот свет отправит».
– Ее убили?
– Господи, отчего такой ужас вам в голову пришел? –
всплеснула руками Марья Сергеевна. – У нее болезнь имелась, вот название
забыла, слишком хитрое. Лариса Григорьевна очень прозорливая была. Ее в нашем
доме побаивались слегка, но бегали, если хотели что узнать. Никому не
отказывала, а денег не брала.
– Да ну? Сейчас все гадалки дорого запрашивают.
– Лариса Григорьевна не из таких была, она от платы
отказывалась. Говорила, что господь дар бесплатно дал, значит, и зарабатывать
им нельзя. Очень совестливая женщина, не то что Олеся.
– Это кто?
– Дочь ее, – поморщилась Марья Сергеевна. – И еще говорят,
будто яблоко от яблони недалеко падает! Леся полная противоположность матери,
совсем бесстыжая выросла. А уж как ее Лариса Григорьевна любила! После смерти
мужа прямо в зубах носила, ни в чем капризнице не отказывала. Ну и выросла еще
та штучка! Мимо пройдет, никогда не поздоровается, а ведь я в этом доме всю
жизнь работаю, совсем маленькой ее помню. И что бы вы думали, стоило матери
умереть, как эта девчонка созвала вечеринку! Сорока дней не прошло, душа еще
тут мается, а Олеся гулянку устроила с музыкой и танцами. Я не утерпела и
сказала ей: «Знаешь, детка, положено траур держать, понятное дело, что год,
наверное, много, но хоть месяц бы потерпела. Еще земля на могиле не осела, а ты
козой скачешь!»
А она нахмурила лобик и процедила сквозь зубы: «Не твое
дело, старая идиотка, лучше пол в лифте мой как следует, а то развела грязь».
Марья Сергеевна помолчала, а затем возмущенно добавила:
– Всех подруг своих растеряла, потому что грубая очень и жадная.
Вон Анечка сейчас прошла, хорошая такая девочка, на врача выучилась, диплом в
прошлом году получила. Они с Олесей еще школьницами вместе ходили, за одной
партой сидели. Как Лариса Григорьевна умерла, Анечка и раздружилась с ее
дочерью, черная кошка между ними пробежала. У Олеси теперь иные подруги, на
«Мерседесах» ездят, Анечка же на троллейбусе в свою больницу добирается. А
носовые платки чужие никогда не трогайте, Лариса Григорьевна зря ничего не
советовала.
Я поехала домой, безостановочно зевая. День выдался
суматошным и нервным, хотелось отдохнуть, почитать газету, съесть шоколадку…
Уже возле квартиры я разозлилась на саму себя. Совсем ума лишилась! Подумала,
что дискета нужна женщине, которая ложится в больницу, и успокоилась. А
телефонный звонок? Кто пугал Жору, а?
Пол в холле был завален пакетами и свертками. Я открыла один
мешочек и увидела ярко-голубой спортивный костюм, в другом оказались роликовые
коньки, шлем и наколенники. Очевидно, Семен от радости совсем тронулся умом и
начал скупать все вещи, предназначенные для подрастающего поколения.
Из кухни донесся приглушенный смех, я заглянула туда. У
большого стола уютно устроились Семен, Ленинид и Юра. Перед каждым из мужиков
стояло несколько бутылок пива, в центре, на большой тарелке, высилась гора
креветок.
– О, доча, – испуганно воскликнул папенька, – глянь, какую
штуку я Никитке купил!
– Кому? – не поняла я, разглядывая устрашающе огромную
пожарную машину.
– Решили мальчика назвать Никиткой, – осоловело икнул Семен
и потянулся к бутылке.
Я схватила приятеля за руку.
– С тебя хватит, – потом обвела взглядом кухню, заметила в
углу, возле холодильника, целую шеренгу пустых емкостей из-под «Клинского» и
добавила: – Впрочем, и остальным тоже пора остановиться, завтра на работу!
