– Что ж, меня вы почти убедили, – подпалил Мор сигарету.
Нойманн пристально посмотрел на собеседника:
– И вас не смущает тот факт, что испытуемые в моей секретной лаборатории усыплялись препаратом «бессмертия» лишь на короткий срок?
– У нас действительно нет выбора.
– Вы правы: если не уложить в капсулы и не усыпить ваших людей, провизии надолго не хватит.
– Есть одна проблема. – Затянувшись, Хайнц выпустил к потолку клуб дыма.
– Слушаю.
– Меня вы убедили, но главное – заставить поверить команду. Мы оказались в такой ситуации, в которой лучше действовать посредством убеждения, а не приказов.
– Согласен. Начните издалека, – провожая подводника до стальной двери, приговаривал врач. – Пригласите для ревизии складов кока и еще кого-нибудь. Сократите норму довольствия и прилюдно объявите причину. И постоянно напоминайте морякам о длительности нашего здесь пребывания…
С точки зрения профессора Нойманна, изоляция от внешнего мира была огромным благом для науки в целом и для любого конкретного опыта. Занимаясь медицинскими экспериментами в Дахау, он пользовался неограниченной свободой в выборе «материала» и научных методов, имел полную индульгенцию от рейхсфюрера СС. Однако близость высокого начальства, страх ошибиться или не успеть к назначенной дате висели над ним подобно остро отточенному двуручному рыцарскому мечу. Здесь же, под землей и на краю света, не довлели политические задачи и сжатые сроки, здесь не докучало начальство, и никто не мешал делать то, к чему профессор готовился долгие годы.
В беседе с командиром подлодки он рассказал далеко не все. «За кадром» остались летальные исходы, случавшиеся в секретной лаборатории Дахау с каждым третьим испытуемым при выходе из экспериментального сна.
«Когда они улягутся в капсулы и заснут – у меня будет время поработать над ошибками, – решил он, закрывая за Хайнцем тяжелую дверь. – Лишь бы ему удалось убедить своих головорезов…»
Но с «головорезами» вышла заминка.
Мор четко следовал советам профессора: назначил второго помощника ответственным за продовольственные склады, приказал ему совместно с коком произвести полную инвентаризацию и рассчитать новую, уменьшенную норму довольствия, неоднократно в присутствии подводников намекал на необходимость строжайшей экономии…
Бесполезно. Все это вкупе с пугающей неизвестностью только озлобляло людей. И пока Нойманн с помощниками готовил капсулы к первому длительному погружению в сон, в команде моряков-подводников зрел бунт. Офицерам все чаще и чаще приходилось слышать прямые вопросы:
– Сколько нам тут гнить?!
– Надоело жить впроголодь! Склады забиты продуктами – почему нас кормят, как юнцов из гитлерюгенда?
– Не пора ли выйти в море на свободную охоту?
– Если здесь закончатся продукты, разве нам не поможет великая Германия?!
Хайнц Мор «охлаждал» активность оглушительными дозами шнапса, всячески убеждал и пускал в ход психологические навыки, коими изредка пользовался в длительных походах в Атлантику. Вначале это помогало – он считался хорошим командиром и пользовался безоговорочным авторитетом. Но к концу лета ситуация стала почти неуправляемой.
Как ни доказывал Мор необходимость залечь в капсулы и принять препарат профессора Нойманна, как ни старался погасить разгоравшийся пожар всеобщего недовольства – буза все же началась. И грянула она в тот момент, когда ситуация не предвещала взрыва.
Каждый сентябрь великий Рейх отмечал годовщину Имперского партийного съезда в Нюрнберге. Празднество проходило с помпой: гремели военные оркестры, мимо стоящих на трибунах вождей маршировали под штандартами бесконечные колонны. А после трехдневных фестивалей наступал черед кульминации – на трибуну поднимался сам фюрер.
Казалось бы, живя в неопределенности и с ограниченными запасами еды, нет нужды в точном соблюдении традиций Рейха. Однако корветтен-капитан посчитал грядущую дату хорошим поводом для поддержания боевого духа своих людей. Он приказал коку приготовить праздничный ужин и выдать каждому по двойной норме шнапса.
Удивительно, но сие послабление дало обратный эффект: плотно закусив и изрядно напившись, моряки вспомнили вкус нормальной жизни. И тут началось…
Вначале в кают-компании (так подводники нарекли столовую) вспыхнула драка – после короткой словесной перепалки два десятка младших чинов набросились на старших унтер-офицеров. Подоспевшие офицеры попытались погасить конфликт, но только подлили масла в огонь.
Обер-лейтенант Отто Шнайдер, отвечавший за порядок и несение общей вахты, выхватил пистолет и дважды выстрелил вверх. Но и это сработало против здравого смысла – кинувшись к арсеналу, обезумевшие моряки смяли караульного и вооружились. Под высокими сводами базы заметалось эхо беспорядочной пальбы…
Плотным автоматным огнем толпа оттеснила слабо вооруженных офицеров, врачей и инженеров к жилым отсекам.
– Что они намерены с нами сделать, Хайнц?! – прижимался спиной к холодной стене бледный Нойманн.
– А вы не догадываетесь? – ухмыльнулся Мор, стоя по другую сторону дверного проема.
В толстую стальную дверь стучали пули.
– Что мы им сделали? Почему они хотят нас убить?
– Чтобы преспокойно сожрать все запасы, а потом выйти в море на свободную охоту. Пока мы живы – им это не позволено.
– У вас есть какие-нибудь мысли?
– Никаких. Нас спасет только чудо…
Внезапно стрельба за дверью стихла, и Мор с Нойманном переглянулись.
– Не вздумайте открывать! – зашипел профессор, заметив движение руки подводника. – Это ловушка!..
В дверь тихо постучали. Один раз, второй, третий. Стук становился все сильнее и сильнее, пока не превратился в сплошную дробь.
– Господин корветтен-капитан! – донесся голос моториста Альберта Шлоссера, одного из зачинщиков бунта. – Герр командир, пожалуйста, откройте!
– Чтобы ты пристрелил меня? – процедил сквозь зубы Мор.
– Нет-нет, господин корветтен-капитан! Мы не будем стрелять – даю слово!
– Откуда такое милосердие, ефрейтор? Вы же возомнили себя пиратами и собирались вздернуть нас на рее, не так ли?
– Герр командир, выслушайте! Со стороны моря слышны странные звуки. Кажется, нашу базу обнаружили русские или англичане!
Старшие офицеры вновь переглянулись. Нойманн выразительно покачал головой: не верьте – это заурядная уловка!
– Альберт, пригласите к двери кого-нибудь из офицеров.
Спустя минуту послышался слабый голос оберлейтенанта Шнайдера:
– Господин корветтен-капитан, они говорят правду… Со стороны грота доносится посторонний шум, похожий на звук электромоторов.
– Отто, ты ранен?
