– Вот так, Женя, – стоял над душой босс, пока товарищи обряжали меня и Фурцева в комбинезоны. – Придется тебе самому потрудиться над установлением истины.
– Придется, – проворчал я, – но только в том случае, если удастся попасть внутрь.
– Знаешь, ты особо там не рискуй. В конце концов, мы пришли сюда не из-за этой подлодки.
– Понимаю…
Шлюпка подбиралась к тому месту, где мы отыскали лодку. Наконец, в последний раз проверив «снарягу», мы с Игорем ушли под воду.
Для начала проверили люк на рубочной площадке. Люк задраен и «зарос» илом, поэтому пошли вниз – к пробоине…
Вот она, дорогая. Дыра в относительно тонком металле легкого корпуса была огромной – в человеческий рост. Рваные края загнуты внутрь, что говорило о внешнем взрыве, а не о внутреннем. Прочный корпус, конечно же, был поврежден меньше – в нем всего лишь большая вмятина с метровой вертикальной трещиной. Осторожно просунув руку, я ощупал разлом…
Толщина металла около двадцати миллиметров, а максимальная ширина трещины – сантиметров тридцать. Надо же! Взрыв мины оказался не таким уж и разрушительным для корпуса, однако для гибели корабля его хватило с избытком.
Что ж, попасть внутрь погибшей подлодки не удалось, а дыхательной смеси в баллонах достаточно, да и замерзнуть не успели.
– «Ротонда», я – «Скат».
– Да, «Скат», «Ротонда» на связи.
– «Хозяйка» не пускает. Идем к скале.
– Удачи…
Под скалой видимость ухудшается до десяти метров – волны невысоки, но все же стаскивают с берега мусор, к тому же поверхность бухты кое-где покрыта огрызками рыхлого льда. Это не добавляет морской воде света и прозрачности. Глубина здесь в районе тридцати метров, и мы буквально ползли по дну в поисках входа в таинственную пещеру…
Через полчаса поисков холод начал давать о себе знать. Все чаще посматривал я на напарника – как он?
Терпеливому Игорю мужества не занимать.
– Нормально, – всякий раз показывал он большой палец.
Я его понимал: жаль прекращать поиски, не израсходовав и половины дыхательной смеси.
«Еще пять минут», – решил я закончить осмотр непонятной кучи крупных обломков базальта. Склон этой кучи постепенно повышался и уходил куда-то вправо – за пределы видимости. Слой ила на обломках небольшой, стало быть, возраст данного образования невелик.
«Откуда здесь глыбы? – изучая нагромождение камня, я постепенно смещался к вершине склона. – Их тащит за собой медленно сползающий в бухту ледник или это следствие банального разрушения скальной породы?…»
– Евгений Арнольдович, – вдруг раздался голос напарника.
Почему он использует открытый текст? Что за пренебрежение правилами?
Я оглянулся. Ага, вот он – уставился куда-то вверх.
Проследил его взгляд и… увидел над грудой каменных глыб огромную черную дыру – вход в подводную пещеру.
Глава двенадцатая
Архипелаг Земля Франца-Иосифа,
остров Земля Александры
Баренцево море
1951 год
За день до старта первого этапа пробуждения в дверь жилого отсека Карла Нойманна постучали.
– Войдите, – разрешил хозяин.
Едва сумев сдвинуть тяжелую стальную дверь, на пороге появился Ценкер – бледный, ослабший и едва живой.
– Присаживайся, Альфред. Чем обязан?
– Профессор, на «Верене» много отличных продуктов! – начал тот без предисловий. – Вы же сами их видели, когда я водил вас смотреть на ящики с грузом!
– Видел. Но их использование исключено, – со спокойной непреклонностью сказал Нойманн.
– Почему?
– Корветтен-капитан строго запретил спускаться на борт «Верены».
– Очнитесь, доктор, – этому запрету шесть лет! Шесть!! У нас кончаются припасы, мы питаемся, подобно шестилетним детям, и того же корветтен-капитана нечем будет накормить, когда он проснется. Вы сами говорили, что в первые дни пробуждения нашим товарищам потребуется качественное калорийное питание. А у нас скоро не останется никакого – ни качественного, ни самого паршивого. Так ведь?
Тут Ценкер был прав на все сто: провизии действительно катастрофически не хватало, и ее качество оставляло желать лучшего.
– Хорошо, Альфред, я скажу по секрету одну важную вещь. Только пообещай, что не нарушишь запрета и не полезешь внутрь «Верены».
– Обещаю.
– Так вот, смею заверить, что у нас есть небольшой неприкосновенный запас качественных продуктов, который был создан по моему приказу. Как только закончится третий этап пробуждения подводников экипажа U-3519, всех обитателей подскальной базы переведут на довольствие по усиленной норме питания.
– Всех? – недоверчиво переспросил капитан-лейтенант.
– Всех, включая твоих людей.
– Это правда?
– Правда. А теперь извини, дружище, – мне пора готовиться к ответственной работе.
Альфред поднялся и, противно шаркая по полу разбитыми ботинками, направился к тяжелой бронированной двери…
Заканчивался первый этап пробуждения. В соответствии с программой данного этапа температура подаваемого в капсулы воздуха плавно повышалась на три с половиной градуса.
Ассистенты Нойманна суетились в «лазарете», инженеры – у ближнего торца зала, где рядом с тяжелой бронированной дверью находился пост диагностики и приборного контроля. Доктора по большей части толпились в дальнем конце – у врачебного поста с операционным блоком: хирургическим столом, накрытым стерильной простынкой, и с аккуратно разложенным поблизости медицинским инструментом, на тот случай, если кому-то из подводников потребуется оперативная помощь.
Помимо исправно работающей подводной электростанции, инженеры запустили дизель-генератор, и бывшая казарма отлично освещалась двумя десятками ярких ламп. Вдоль одной стены ровным рядком располагались пятьдесят одинаковых капсул с круглыми окошками наподобие судовых иллюминаторов. Напротив стояли обыкновенные армейские койки, возвращенные из кладовых, собранные и застеленные чистым постельным бельем.
Одетый в белый халат профессор нервно расхаживал по центральному проходу между капсулами и пока еще пустующими кроватями…
Казалось, за шесть прошедших лет он сотни раз проверил и перепроверил все расчеты, сотни раз отрепетировал действия по пробуждению подводников. И все же в душе шевельнулся животный страх перед тем, как он дал соответствующую команду ассистентам. «А вдруг что-нибудь пойдет не так? Вдруг один из параметров выйдет из-под контроля и скомкает весь процесс?» – с ужасом думал он. И тотчас представлялась картина, от которой холодело в груди: весь экипаж, во главе с Мором, не возвращается из сна, а профессор с горсткой помощников и полуживыми моряками «Верены» остается один на один с многочисленными проблемами. Остается и медленно умирает под холодной серой скалой…
