Пространство под каменными сводами наполнилось тихим гулом. Вода вокруг подлодки поднялась, вскипела и накатила мелкими волнами на стоявшую по соседству «Верену». Та качнулась, прижалась к причалу и… осталась в прямоугольном водоеме в одиночестве.
Около недели немецкая субмарина рыскала по Баренцеву морю, подобно оголодавшему хищному зверю. Вначале команда жаждала встретить большое гражданское судно, дабы хорошенько поживиться его трюмными запасами. Однако пустота северной акватории разочаровала. Земля Франца-Иосифа была девственно необитаема, на Шпицбергене горели редкие огни шахтерских и рыбацких поселков, Новая Земля, как всегда, пугала голыми безжизненными скалами, а вдоль Кольского полуострова шныряли катера береговой охраны.
– Хайнц, ты специализировался на Атлантике, а я не раз охотился в этих краях, – сказал на седьмые сутки похода Ценкер.
– У тебя есть предложения?
– Неплохо бы занять позицию у русского острова Колгуев. Вот здесь, – показал он на карте.
– Чем выгодна эта позиция?
– Все суда, выходящие из Белого моря в сторону Новой Земли и Карского моря, неизменно двигаются этим путем.
Палец Альфреда прочертил по карте ломаную линию вдоль северного побережья материковой России. Линия прошла точно у края округлого острова.
Подумав, Мор кивнул:
– Пожалуй, ты прав, не будем напрасно расходовать топливо. Право руля! Курс один-один-ноль!..
Через несколько часов они включили ночное освещение и всплыли на перископную глубину в двадцати пяти милях севернее острова Колгуев.
– Чисто! – проверив горизонт, доложил вахтенный офицер Отто Шнайдер.
– Чисто! – осмотрел в зенитный перископ воздушное пространство старший помощник Рудольф Кляйн.
– Глубина? – спросил командир.
– Ровно полсотни метров.
– Ложимся на дно.
– Ты не хочешь подзарядить аккумуляторы? – забеспокоился Альфред.
– Ты, видно, забыл, что это лодка XXI серии, – похлопал его по плечу Хайнц. – Мы способны идти малым ходом без подъема шноркеля целых одиннадцать суток.
* * *
Шесть долгих часов лодка лежала на ровном грунте. Часть команды отдыхала, вахта находилась в постоянной готовности. Лишь три человека продолжали интенсивно трудиться: кок готовил пищу, а два гидроакустика выискивали в наружных шумах признаки работы гребных винтов. Первый не снимал наушников самого современного на момент окончания войны гидрофона с дальностью действия до пятидесяти миль, второй слушал море с помощью сложнейшей эхокамеры «Balkon Great», умеющей сопровождать, идентифицировать и разделять групповые надводные цели.
В начале седьмого часа матрос-ефрейтор доложил в центральный пост:
– Внимание, слышу посторонние шумы!
– Пеленг? – склонился над картой Мор.
– Пеленг двести пятьдесят. Удаление… около сорока пяти миль.
– Продолжай наблюдение. О движении цели докладывать каждые десять минут.
Через час акустики сумели определить количество судов в ордере.
– Герр капитан, – вынырнул из круглого переборочного люка вахтенный офицер Шнайдер. – Целей – две. Следуют походным ордером восточным курсом со скоростью двенадцать-четырнадцать узлов.
– Значит, через два с половиной часа будут над нами.
– Так точно.
– Вот что, Отто… Проведай-ка торпедистов в носовом отсеке. У них должно быть все готово к атаке.
– Слушаюсь! – И Шнайдер покинул центральный пост.
– Намерен атаковать оба судна? – поинтересовался Ценкер.
– Разумеется. Во-первых, мы должны максимально забить свои отсеки продуктами и топливом. А во-вторых, нам нельзя оставлять свидетелей.
– Ах да, – горестно усмехнулся командир «Верены», – я иногда забываю, что война давно закончилась…
– Дистанция шесть миль, – доложил акустик.
Штурман сделал на карте очередную пометку и подсказал:
– Через тринадцать минут первая цель достигнет нашего траверза.
– Отдать балласт! – скомандовал Мор. – Всплываем! Перископная глубина!
Подняв командирский перископ, он сам оглядел горизонт…
Раннее утро, низкое северное солнце. Свежий ветерок, поднимающий метровые волны, – в таких условиях торчащий перископ заметить непросто. Лишь бы не появилась проклятая авиация – гроза подводного флота.
Хайнц быстро нашел в северном секторе небольшой транспорт с развевающимся красным гюйсом.
– Ржавая калоша под странным названием «Вельск», – прокомментировал он. – Обычно на таких перевозят скот или военнопленных.
– К черту военнопленных! А скотина нам бы не помешала, – пошутил кто-то из офицеров.
За калошей, на удалении одной мили, плелся довольно большой сухогруз. Эскортных кораблей поблизости не было. Да и с чего бы им быть – война закончилась шесть лет назад.
– Лево руля – курс три-один-ноль.
– Есть лево руля – курс три-один-ноль.
– Малый вперед! – привычно командовал Хайнц. – Типичный походный ордер. В носовом отсеке, приготовиться к атаке первого судна!
Повинуясь оператору на руле, подлодка повернула на заданный курс, открыла люки торпедных аппаратов и медленно пошла наперерез. Выдав расчетные данные по стрельбе, штурман докладывал дистанцию…
Наконец настал момент «Х».
Инструкции требовали перед атакой задраить все двери в переборках, а команды отдавать по переговорным трубам. На практике все выглядело по-иному.
– Первый аппарат – залп! – крикнул Мор, и команда полетела по цепочке из центрального поста к торпедистам.
Лодку слегка подбросило от выстрела, но торпедозаместительные цистерны автоматически приняли нужное количество забортной воды, удерживая корабль на заданной глубине.
Командир ни на секунду не отрывался от окуляра, штурман замер рядом с включенным секундомером…
– Есть попадание, – прошептал Мор еще до того, как ослабленная взрывная волна вернулась к подлодке. – Руль – лево тридцать! Приготовиться к атаке второго судна!
Следующая торпеда вышла из трубы второго торпедного аппарата ровно через тридцать секунд. Значительная дистанция до сухогруза не позволила определить поражение визуально, однако детонация боевой части торпеды произошла в расчетное время, что означало точное попадание в цель.
– Сбросить балласт! Всплываем! Полный вперед – курс три-пять-ноль!..
Всплывшая U-3519 двинулась малым ходом, рассекая форштевнем огромное масляное пятно.
Первым делом над рубкой появились артиллеристы под командой второго вахтенного офицера, занявшие места у спаренных зенитных автоматов. Развернув их, они дали несколько длинных очередей по надстройкам судов, с тем чтобы уничтожить радиорубки и не дать возможности русским подать в эфир сигнал бедствия. И тотчас на палубном настиле засуетилась боцманская команда, готовившая к спуску надувную шлюпку.