Сам же с надеждой подумал: «Полагаю, пилотам хорошо видны наши ярко-оранжевые жилеты. Мы в самом центре освещенного круга…»
Он не ошибся – пилоты двух самолетов отлично видели группу соотечественников, одетых в яркие жилеты. Но он ошибался в другом.
Первая ошибка заключалась в том, что умудренному опытом Францу не стоило всецело доверять особам, приближенным к верхушке рейха. Такие люди, как оберфюрер Рауфф, всегда держали в голове глобальный результат, не щадя ради его достижения жизней простых офицеров и солдат.
Из первой оплошности, как следствие, вытекала вторая: вместо самолетов-амфибий «BV-138» над беззащитной дивизеншутцкоммандо кружили два «Heinkel-111» с полной бомбовой загрузкой.
Определив удобно подсвеченную цель, пилоты прекратили имитацию захода на посадку, выровняли полет, встали на боевой курс и открыли бомболюки.
Через несколько секунд светлое пятно с барахтающимися людьми накрыли шестнадцать бомб весом по двести пятьдесят килограммов каждая.
Белый огонек кружил на парашюте еще с полминуты, освещая вспененное море и куски человеческих тел…
Глава первая
Япония, Токио
Корсика, Аяччо
Несколько дней назад
Старый японец смешно таращил глаза, отчего напускная ярость смахивала на предсмертную гримасу.
Рауфф тряс перед его лицом старым снимком:
– Вот мое фото. Узнаете?
Куроки водрузил на нос очки, поднес поближе снимок и надолго замолчал. Потом в изнеможении откинулся на подушку и выдавил из себя несколько слов.
Пудава негромко перевел:
– Недавно сюда наведались незнакомые люди: два европейца и монах из Тибета. Куроки-сан проклинает себя за то, что поверил им. Но они назвали пароль.
– Значит, нас опять опередили, – процедил старый нацист. И, тихо выругавшись, добавил: – Правильно делает, идиот, что проклинает. Тибетский монах – вероятно, твой брат Цэрин?
– Да.
– О чем он еще говорит?
– Куроки-сан отправил с ними своего ученика – единственного человека, знающего ровно столько, сколько знает он сам.
Бывший генерал еле сдерживал рвавшееся наружу негодование. Останавливало одно обстоятельство: решить возникшую проблему мог тот, кто способствовал ее рождению.
– Старый идиот, – снова выругался он. – Поинтересуйся, каким образом он намерен исправить положение?
Тяжело вздыхая, японец неуверенно отвечал на вопросы.
– Он предлагает найти его ученика, – переводил лама жалкие потуги японца.
– Пусть для начала опишет тех, кто к нему приходил.
– Главным был высокий солидный брюнет лет пятидесяти с тяжелым взглядом и неприятной манерой говорить, – медленно выдавал информацию Хикару. – Второй – светловолосый широкоплечий здоровяк. Он едва не бросился с кулаками на людей из «якудзы», когда те прибежали на зов жены. Третий…
– Довольно, – прервал Рауфф, – третьего мы знаем. Попроси подробнее описать ученика.
– Ученика зовут Кавагути. Профессор-бактериолог Кавагути. Ему сорок лет. Он высок, худощав, носит очки.
– Негусто. По таким приметам мы будем искать его несколько лет. Скажи, пусть собирается – он поедет с нами.
Получив приказ отправиться в далекое путешествие, японец закатил настоящую истерику. Натянув на голову одеяло, он сучил ногами и что-то кричал тонким голоском.
На шум прибежала сморщенная старуха и тут же исчезла…
А спустя всего несколько минут в коридоре послышались шаги и приглушенные ругательства оставленных на улице Алоиса и Бруно.
В спальню решительно вторглась толпа молодых японцев. В глазах неистовая злоба, в руках пистолеты, ножи и бейсбольные биты. В центре компании – перепуганные последователи нацистского движения.
– Кто эти недоноски?! – взревел Рауфф, указывая на вооруженных молодцев.
Куроки выглянул из-под одеяла.
– Это друзья моего внука.
– Немедленно прикажи им покинуть дом!
Старик что-то сказал парням, и те попятились в соседнюю комнату.
– Куроки-сан говорит, что не может никуда ехать, – прошептал Пудава. – Он очень стар, болен и просит оставить его в покое.
– Болен и стар?! Да я старше тебя минимум на десять лет и остаюсь верен присяге! Спросите его, Пудава, какое он имел звание в Императорской армии?
– В сороковом году за успешное испытание бактериологического оружия в лагере военнопленных в Нанкине ему было присвоено звание «прапорщик», – в точности перевел монах. – А в сорок втором его произвели в лейтенанты.
– В Нанкине? – встрепенулся бывший генерал СС. – Значит, это ты накормил три тысячи китайцев пирожками, зараженными тифозными бактериями?
– Я был одним из десятков ученых, участвующих в той давней операции, – жалобно пискнул японец.
– Так-так, – с надменным удовольствием потер ладони Рауфф. – Заразил пленных тифом и отпустил с тем, чтобы они разнесли смертельную заразу по территории противника. Умно придумано! А теперь лежишь и прикрываешься болезненной старостью?! – Подойдя к кровати, он сдернул со старика одеяло и рявкнул: – Встать, лейтенант, когда с тобой разговаривает высший офицер великого рейха!!
Куроки оказался не таким уж слабым и беспомощным, каким хотел представить себя при первой встрече с немецким генералом. Подчинившись приказу, он попросил пятнадцать минут на сборы.
Разгневанный гость покинул спаленку и пил зеленый чай под кряхтенье и возню, доносившиеся из-за тонкой перегородки.
– Я готов, – появился японец в большой комнате.
Оттаявший к тому времени Рауфф улыбнулся:
– Хикару, да на тебя еще женщины будут засматриваться!
Старик был одет в приличный костюм со стальным отливом, на ногах сверкали начищенные туфли, а в руках он держал трость и небольшую шляпу. Старуха, встревоженная и расстроенная внезапным отъездом мужа, хлопотала рядом.
– Я готов, – повторил Куроки и, подняв кверху высохший указательный палец, со значением сказал: – Правда, вынужден вас предупредить, генерал: часть моей работы предусматривала погружение под воду, но последний раз я надевал акваланг лет сорок назад.
– Под водой работать не придется. Мы используем тебя в качестве научного консультанта…
Рауфф, Куроки и Пудава летели в первом классе, Алоис и Бруно парились в «экономе».
На пути из Токио в Италию самолет произвел всего одну посадку, во время которой Рауфф приказал молодому помощнику дозвониться до Хейдена. Бесполезно – телефон издавал длинные гудки, а третий молодчик не отвечал.
