– Как не вовремя! – шепчет шеф.
А я уже просовываю лезвие ножа между пластиком косяка и дверным полотном. Горчаков не успел и бровями повести, как лезвие нащупало и утопило язычок замка.
Шаги приближаются, раздумывать некогда. Я первым переступаю порог, втаскиваю за собой генерала с Георгием и аккуратно прикрываю дверь.
В каюте душно, темно и витает застарелый кисловатый запах.
Я прислоняю ухо к щели, а кто-то из моих напарников шарит ладонью по стене в поисках выключателя…
Два или три человека (точнее сосчитать невозможно) проходят мимо аппендикса и не спеша поднимаются по трапу. Скорее всего, это кто-то из обслуги.
Где-то рядом щелкает выключатель, и пространство вокруг озаряется ярким светом.
Мы осматриваемся. И одновременно обнаруживаем на нижнем ярусе «двухэтажной» кровати лежащего Сальвадора. Его голова покоится на подушке, основательно пропитанной кровью…
Глава пятая
Корсика, Аяччо
Пролив Бонифачо, архипелаг Лавецци
Наше время
Пару секунд Рауфф с Алоисом ошарашенно глядели на мертвого мужчину.
– Это ваш родственник или нет? – поторопил один из французов.
– Ф-фух… – промокнул испарину бывший генерал. – Слава господу, это не он. А что случилось с этим бедолагой?
– Несчастный случай. Он утонул.
Рауфф заспешил прочь от скопления полицейских и медицинских автомобилей. Впрочем, далеко он уходить не собирался – остановившись под одинокой пальмой посреди площади, сказал:
– Хейдена убили. И у меня такое предчувствие, что старика с девицей мы не дождемся.
– Полагаете, его убили? – тихо спросил Алоис.
– Подобных трагических совпадений в жизни почти не случается. Странно… Хейден производил впечатление умного и осторожного парня.
– Вероятно, на лайнере ему противостоял более опытный противник. Что будем делать, генерал?
– Подождем. Старик на инвалидной коляске – не пакет с гамбургером. За пазухой не вынесешь…
Рауфф оказался прав: вскоре среди потока сходящих на берег пассажиров появилась следующая команда медиков. В сопровождении парочки полицейских они аккуратно транспортировали носилки с лежащим на них человеком.
– Иди посмотри, – приказал старый немец.
Алоис бросил в урну окурок и направился наперерез команде спасателей.
Вернувшись, мрачно доложил:
– Сальвадор.
– Живой?
– Кажется, да. Но вся башка перемотана окровавленными бинтами.
– Этого нам не хватало! Идем…
– А девчонка?
– За каким чертом нам сдалась девчонка?! – рявкнул Кристиан. – Мы должны взять такси и проследить, куда медики повезут Сальвадора!
Городок Аяччо был настолько мал, что проследить за амбулаторией не составило большого труда.
– За фургоном с красным крестом, – распорядился Алоис, усевшись на заднее сиденье таксомотора. И на всякий случай пояснил: – Там везут нашего родственника. Поскользнулся на трапе и покалечился…
Тучный таксист-француз с полнейшим равнодушием кивнул и пристроился за амбулаторией…
Современная клиника расположилась под высоким лесистым холмом, поездка из порта заняла не более десяти минут.
Рассчитавшись с таксистом, старый и молодой нацисты медленно прошлись до аллеи небольшого парка, разбитого напротив главного входа в клинику.
– Вы хотите пройти к Сальвадору в палату? – полез в карман за сигаретами Алоис.
– Нет. Я хочу навестить его поздней ночью.
Пламя от зажигалки остановилось на полпути к кончику сигареты.
– Почему не сейчас?
– Потому что сейчас он лежит в реанимации. И вообще… – недовольно проворчал бригаденфюрер, – поменьше задавай вопросов и делай, что тебе прикажут.
– Я готов, господин генерал.
– Для начала отведешь меня в приемный покой и скажешь, что мне стало плохо. Это почти правда. Я старый человек, и мне на самом деле бывает нехорошо: скачет давление, болят грудь и голова, пошаливает сердце…
– Понятно.
– Потом ты поедешь на берег и часам к одиннадцати вечера привезешь сюда тибетского ламу. Запомни: одного ламу!
– Запомнил.
– Бруно и японец пусть остаются на катере и ждут нашего появления. Да, и захвати для меня одежду и обувь.
– Понял.
– Теперь бери меня под руку и веди…
Рауфф сделал несколько глубоких вдохов, театрально схватился за сердце и закатил глаза. Молодой нацист подхватил «больного» старика, и парочка медленно направилась к стеклянным дверям главного входа…
За пять минут до назначенного времени Рауфф поднялся с кровати, поддел босыми ногами тапочки, взял со столика мобильный телефон и прошелся по одноместной комфортабельной палате. Остановившись у окна, он раскрыл створки, глянул вниз.
Высота, на которой располагались окна первого этажа, была вполне досягаема. А свет трех старинных фонарей, освещавших небольшой парк, разбитый в тридцати шагах, почти не достигал фасада клиники и ступеней крыльца.
Телефон призывно завибрировал.
– Да, – тотчас ответил Рауфф.
– Мы на месте, – сообщил Алоис.
– Слушай внимательно: осторожно пройдите вдоль парка до фасадной стены клиники и отсчитайте пятое окно от парадного крыльца. Жду.
Две еле различимые в полумраке тени проскользнули вдоль здания клиники и остановились у открытого окна. Протянув руку, Рауфф помог монаху влезть в палату. Алоис забрался на подоконник сам.
– Здесь одежда и туфли, – подал он сверток.
Прикрыв створки окна, бывший бригаденфюрер спешно переоделся и сообщил то, что удалось узнать за время, проведенное в клинике.
– У Сальвадора срезан с головы небольшой кусок кожи – то место, где была нанесена татуировка. Он потерял много крови, но на судне успели оказать первую помощь: обработали рану, вкололи какие-то препараты. Здесь, в клинике, влили донорскую кровь и заштопали череп, пересадив кусок кожи с бедра. Потом несколько часов продержали в реанимации под системами, а к вечеру перевезли в обычную палату.
– И как сейчас его состояние? – спросил Пудава.
– Если он в обычной палате, значит, в относительном порядке. Только какое это имеет значение?
– Я заставлю работать его мозг в полную силу, но Сальвадор должен озвучить спрятанную в глубине сознания информацию. Понимаете, он должен ее проговорить.
