Приходько нахмурился.
– Да ты чего, Иван, издеваешься, не въехал, что ли? У нас по контракту легкие знаки внимания со стороны клиентов должны восприниматься терпимо.
– А серьезные чувства – по согласию? Ну, ты и попал, замполит!
Нежданно-негаданно еще один женоподобный клиент с выбеленным ежиком решил, походя, оказать внимание Ивану.
– Какой ты мужественный, бубусик! – с придыханием произнес он и погладил Ивана по фактурному бицепсу руки.
Иван выпучил глаза, и тут же его традиционная ориентация молниеносно сориентировала «голубого» товарища в глубокий нокдаун.
– Иван, ты что, сдурел?! – Приходько бросился к упавшему клиенту. – Я же тебя предупреждал!
Иван пожал плечами.
– Я с ним контракт на свою задницу не подписывал. Бубусик...
* * *
Разразился голубой скандал. Лучше б Иван сдержался... Прибежал второй охранник в розовой униформе, сразу все понял (ему по совести самому порой хотелось двинуть по чьей-нибудь роже). Виктор дал понять, что все уладит. Но тут появились клиенты, обостренно почуяв, что в их замкнутый мир ворвался чужак, который покусился на их права быть самими собой. Самый смелый клиент возмущенно воскликнул:
– Лерочку ударили!
Остальные тоже зароптали. Он подошел к обиженному завсегдатаю, который хныкал, размазывая сопли, по-отечески приобнял его.
– Тебе очень больно? – спросил он и, повернувшись к Ивану, укоризненно произнес: – Ну, как вам не стыдно? Лерочка, он же ласковый, как теленок.
Родин почему-то стыда не почувствовал.
Тут и второй охранник таки подал голос, отрабатывая зарплату:
– Вам следует покинуть заведение. У нас нельзя драться.
– Все нормально, – заверил сгрудившихся Приходько. – Лерочка простит драчуна.
– А пошел он на х...! – вдруг отважно послал Лерочка.
Иван рассмеялся, бросил на ходу Виктору:
– Я жду тебя в машине. Только сними эту форменную «петушатину».
* * *
Иван уселся в машину, через несколько минут появился переодетый в нормальную одежду Приходько, уселся рядом.
– Я этот ваш «сортирный рай» с дерьмом смешаю... – мрачно пообещал Иван. – Поехали, посидим где-нибудь в нормальном месте. Поговорить надо.
* * *
Нормальное с виду кафе нашли через три квартала.
– Две чашки чая с бутербродами, – заказал Иван подошедшей официантке.
Женщина в переднике изогнулась коромыслом, наставительно, как об очевидном, сообщила:
– У нас надо обязательно заказывать спиртное. – И в готовности, как клюв, занесла ручку над блокнотом.
– А ну-ка вызови мне директора, – потяжелевшим голосом произнес Иван.
– Директор сейчас занят, – мгновенно выпалила официантка.
– Ты не поняла, кукушка? Я сказал: директора!
Иван метнул взгляд, тот прежний, свинцовый, от которого у любого болтуна сразу пересыхало в горле.
Официантка нервно дернула плечами и сбежала.
– Витя, ты гляди, чего творится: всякие чмушники нас насильно спаивают!
Плавно подошел, будто на роликах подъехал, хозяин – московский кавказец.
– Ты – хозяин? – в упор спросил Иван.
– Да, а что случилось? – недовольно спросил он.
Иван сходу пошел танковой колонной.
– Это я тебя спрашиваю, что случилось?
– Я не понял вас! – возвысил голос хозяин.
– У тебя – чо, «крыша» сильная, и не протекает? Что твоя морманетка щебечет тут? Я заказываю два чая с бутербродами, а она бухло нам впаривает? Нельзя, дядя, навязывать гостям свои алкогольные привычки.
– О, никаких проблем, – директор перевел дух и расцвел розой. – Все будет, как прикажете, уважаемые.
И он тут же укатился брюшком вперед.
– С волками жить – по волчьи выть.
– Так что ж ты мне хотел сказать?
– Так жить нельзя, – незамысловато ответил Иван.
– Как именно? – Приходько начал терять терпение. Бывший командир начал доставать. Устроил скандал на его работе, гляди, еще рассчитают. Где еще найдешь такую непыльную работу с премиальными за конфиденциальность. Педики в своем клубе безобидны, душой оттаивают, разве что иногда сцены ревности устраивают. Обхохочешься. Но – никакого мордобоя...
– Так жить нельзя, – повторил Иван. – Охаживать, как ты, педерастов-наркоманов. Ты смотри, что творится! Они скоро полстраны на иглу посадят. Начиная с молодежи. Я свою девчонку потерял, не смог уберечь от наркоты. Помнишь, что я говорил в Чечне? Это сбывается. В худшем варианте.
Мужчина-официант принес огромный заварной чайник и два внушительных, старательно сварганенных бутерброда.
Выждав, когда официант уйдет, Иван продолжил:
– Виктор, я собираю ребят нашего спецназа. Со мной пойдут Корытов, Конюхов. Бессчетнов согласился. Мы объявим войну наркомафии. Без правил и прокурора. И за Гриню Шевченко персонально рассчитаемся. Кстати, Мирза – в Москве обосновался. Сейчас он – крупный наркобосс, контролирует поставки героина из Афгана.
– Откуда ты знаешь? – мрачно поинтересовался Приходько.
– Есть друзья, как говорится, в спецслужбах.
– А кто будет финансировать эту войну? – Приходько скептически глянул на Родина. – Наркоконтроль? Война – это самое дорогое удовольствие.
– Наркомафия и будет платить. Ну, что, замполит?
Приходько усмехнулся.
– И когда выступаем, мой генерал?
– Скоро. До первой звезды.
Приходько проглотил кусок бутерброда.
– От такого предложения стакан водки бы садануть.
– Ага, попроси сейчас ту кукушку принести! – поддержал Родин.
– У нее тогда все перья вылезут от злости... Ты хоть понимаешь, что ты затеваешь? Это огромнейшая махина, система, целая армия, которая раздавит нас, как тараканов на строевой подготовке.
– А на нашей стороне будет внезапность и неизвестность. Это будет партизанская война, которая сковывает силы целых армий.
– Хорошо. Я подумаю. И составлю план-конспект, как для политзанятий.
– А твой гадюшник я сожгу, – вдруг пообещал Родин.
Униженный раб – это завтрашний предатель
В апартаментах Мирзы, где утонченность восточного стиля переплеталась с европейской отделкой, позволявшей выгодно располагать и скрывать всю необходимую начинку рабочего кабинета, комплекта бытовой аппаратуры, единственно чужеродным предметом, так можно назвать, был Холеный. От его лоска не осталось и следа, он больше походил на потертый полтинник. Стоя навытяжку перед хозяином кабинета, он принял самый пришибленный вид, понимая нутром, что в системе, в которой он погряз сначала по яйца, а потом – по уши, нет ни справедливости, ни прав, ни одного маломальского закона. Закон был один. Он буквально подпрыгивал от возмущения на диване, потрясал смятой газетой, в которой был опубликован материал о скоропостижной кончине депутата Госдумы Благородовой.
